Учитель для ангела

— Вы что, собираетесь сами привести свой приговор в исполнение? — полюбопытствовал Вран.

— А зачем нам лишние свидетели? — голос Арокана так и сочился желчью, похоже, ему было даже в кайф разделаться собственными руками с бывшим работником, которого он так и не сумел вовремя разоблачить. — Я лично провожу тебя к барьеру, Ставрат.

— Даже не знаю, чем я заслужил такую честь, — съязвил Вран.

Глава 34

О чём должен был думать смертник, идя на казнь? Наверное, было бы логично обратиться мыслями к близким, которых он вынужден покинуть, попросить у них прощения, поблагодарить их за участие в своей жизни и за полученные уроки. Некоторые, правда, предпочитают проклинать палачей и свою горькую долю, но аэры были слишком рациональны и осознанны для подобного времяпрепровождения, так что Врану даже в голову не пришло отравлять ненавистью свои последние минуты в этом мире. Впрочем, мысленно прощаться с близкими он тоже не стал, вместо этого, он погрузился в воспоминания о той женщине, которая когда-то научила его жить и открыла ему секрет счастья.

Вран вовсе не лукавил, когда заявил ратава-корги, что воспоминания имеют для него непреходящую ценность. Это была чистая правда. Каждый раз, вспоминая краткий период своей жизни, проведённый вместе с Эвианой, он словно снова прикасался к сакральной тайне бытия. Эти драгоценные бриллианты воспоминаний Вран оберегал с фанатизмом помешанного на богатстве скупца и за прошедшие годы не потерял ни единого, даже самого маленького осколка. Когда ему было плохо, Врану достаточно было открыть шкатулку своей памяти и вытащить оттуда один из драгоценных камушков, чтобы жизнь снова заиграла яркими красками. Так что вовсе не удивительно, что перед тем, как уйти в небытие, смертник запустил руки в свою шкатулку по самые локти и принялся лихорадочно перебирать хранящиеся там драгоценности. Понимание того, что всё его богатство скоро сгинет безвозвратно, сжимало сердце Врана железными тисками и доставляло почти физические страдания, но он всё равно не мог остановиться.

Пока процессия шла по коридору к пневмотрубе, пока они спускались вниз и петляли по запутанному лабиринту узких каменных переходов, в голове Врана постоянно крутился один странный и неуместный в данных обстоятельствах вопрос. Какое воспоминание он бы выбрал, если бы ему позволили оставить лишь одно? Никто, разумеется, не собирался делать ему такой подарок, но вопрос о выборе засел в его голове, как заноза. Перед внутренним взором Врана тут же замелькали образы прошлого, и он с удовольствием погрузился в них как в горячую ванну, позволяя мыслям течь, куда им вздумается.

Вспоминая о том, как вытащил приговорённую к сожжению ведьмочку прямо с инквизиторского костра, Вран невольно улыбнулся, чем вызвал недоумение у сопровождавших его палачей. Это было забавное приключение, и всё же гораздо больший след в его душе оставило воспоминание о том, как он вёз свой трофей в замок Гилмор, завороженный новыми и такими будоражащими кровь ощущениями. А ещё круче был танец Эвы под грохот грома и разрывы молний первой летней грозы. Тоненькая фигурка, облепленная мокрой ночной сорочкой, кружащаяся словно в трансе на балконе — это было просто фееричное зрелище. Или может быть, стоило запомнить, как глаза Эвы засветились изнутри волшебным светом, когда он надел на её пальчик то самое сапфировое кольцо в честь помолвки?

Внезапно в голове Врана всплыло ещё одно воспоминание, и он сразу признал за ним право первенства. Та ночь, когда Эва сама пришла к любимому мужчине, точно была самым незабываемым моментом в его жизни. Голенькая девчонка, ошарашенная собственной смелостью, была так трогательно беззащитна, что даже сейчас, спустя многие годы, у Врана сердце сжималось от нежности и жалости. А она стояла перед ним с немым вопросом в глазах, облачённая в лунный свет, как в королевскую мантию, и дым от сожжённых мостов, связывающих Эву с её прошлым, словно стелился за ней зыбким шлейфом. Именно тогда Вран впервые осознал, что никого дороже этой упрямой девчонки у него нет и никогда не будет. Зацепившись за этот образ, он с какой-то мазохистской упёртостью принялся вспомнить каждую мелочь той ночи, словно ему действительно будет позволено забрать его с собой. А потом всё кончилось, потому что они пришли.

За внушительного вида металлической дверью глазам Врана открылось довольно обширное помещение, разительно отличавшееся своим антуражем от подвальных переходов. Здесь всё было стерильно и несло отпечаток тщательного ухода. Палачи быстренько освободили стоявшее там оборудование от защитных чехлов, и Вран с безразличием утопающего окинул взглядом свой эшафот. Три стандартных симулятора для входа в Игру были ему хорошо знакомы, а вот агрегат для стирания памяти, похоже, был новой модели. Такую навороченную машинку Вран видел впервые. Повинуясь жесту Арокана, который, по-видимому, взял на себя роль главного распорядителя, приговорённый сделал шаг к креслу стирателя, но внезапно нестерпимая боль в горле буквально вырвала его из реальности, погрузив в темноту беспамятства.

Сознание возвращалось к Врану медленно и как бы нехотя. Горло горело огнём, а голова раскалывалась, словно её сдавили тисками, при этом в той самой голове напрочь отсутствовали какие-либо мысли. Впрочем, это было как раз не удивительно, ведь перед тем, как отправить свою жертву в небытие, палачи должны были стереть её память. Вран открыл глаза, но сфокусировать взгляд пока не мог, только понял, что над ним маячит чьё-то лицо.

— Ну ты и соня, — посетовал владелец лица, — давай, спящая красавица, приходи в себя, нам нужно отсюда убираться.

Этот голос показался Врану знакомым, даже слишком знакомым, и эйфория от сознания, что он узнал этого беспардонного типа, накрыла его словно цунами. Оказывается, память никуда не делась, он по-прежнему оставался собой. Впрочем, это скорее всего была просто галлюцинация, поскольку Ро тут никак не могло быть. Может быть, удар током был слишком сильным и отправил сознание пострадавшего в кому? Врану наконец удалось сфокусировать взгляд, и возникшая перед его глазами картинка окончательно убедила его, что увиденное никак не могло быть реальностью. Над ним действительно маячила радостная физиономия Ро, а из-за плеча ратава-корги выглядывал никто иной, как Литар, вроде бы погибший много лет назад.

— Привет, Лит, — прохрипел Вран, как бы поддерживая сюжет своего посттравматического бреда, — снова меня спасаешь?

При этих словах торчащая из-за плеча Ро физиономия сразу приобрела оттенок пыльного бетона и скрылась из поля зрения. Ро перевёл взгляд с лица Врана на посеревшее лицо своего подельника и весело расхохотался.

— Вот это я понимаю, высокие отношения, — он оценивающе цокнул языком. — Ладно, потом подерётесь, сейчас для разборок время неподходящее. Добровольный уход в небытие главы погибшего клана отменяется, — торжественно объявил Ро, — потому что все твои разлюбезные Ставрати живы и невредимы, только ни хрена не помнят. Нужно было раньше вытрясти эти новости из твоего дружка, тогда бы не пришлось вытаскивать тебя прямо с эшафота.

— Я уже знаю, что Пятёрка превратила моих ребят в аватаров, — Вран сделал слабую попытку улыбнуться, — но со мной они решили разобраться по-другому, типа, избавиться раз и навсегда. Кстати, а куда они делись?

— Поднимайся, и сам всё увидишь, — предложил Ро, ехидно улыбаясь.

Вран поднялся с пола и едва снова ни хлопнулся в обморок от представшей его взору картинки. Пятеро членов Совета валялись на полу в самых живописных позах, перемазанные собственной кровью. Нет, это точно не могло быть галлюцинацией, и искажённые от удивления и боли лица мертвецов были тому веским доказательством. Выходит, двое ратава-корги перестреляли беспечных палачей как куропаток.

— Вы совсем спятили? — едва слышно пробормотал Вран, уставившись безумным взглядом на трупы. — Они же вернутся и устроят на вас охоту.