— Вообще-то да, — добавила я.
Коллингсвуд присвистнула сквозь зубы.
— Я так и думала! Наши соседи дома в Ниагара-он-те-Лейк, Коннолли, они тоже католики. Они так же шевелят пальцами, как и ты только что. Это знак креста, верно? Мне так говорила Мэри Грейс Коннолли. Что-то вроде магии. Она заставила меня пообещать, что я никому не скажу. Но послушай! Что ты здесь делаешь? Мисс Бодикот…
— Я знаю, — перебила я. — Она была настолько англиканка, что ей хватило бы кухонной табуретки, чтобы вознестись на Небеса.
Где же я это слышала? Никак не припомню. От тетушки Фелисити? Наверняка не от отца.
— Но ты не должна так говорить, — сказала мне Коллингсвуд. — Иначе тебя освежуют заживо.
— Мы, католики, были мучениками со времен изобретения огня, — отозвалась я. — Мы привыкли.
Наглость с моей стороны, но я не могла сдержаться.
— Твой секрет умрет вместе со мной, — поклялась Коллингсвуд, зашивая себе губы невидимыми иголкой и ниткой. — Его не вырвут из меня и дикими лошадьми.
Последнее предложение прозвучало как-то вроде: «Мугу не мымрут ым мэмэ и мымымы мымымы».
— Это не секрет, — ответила я. — На самом деле мы этим гордимся.
В этот самый миг в дверь загрохотали с такой силой, что я подумала, вот-вот щепки полетят, и чуть не дала дуба от страха.
— Открой! — повелительно приказал голос — голос, который я впервые услышала совсем недавно, но уже хорошо запомнила.
Мисс Фолторн.
— Выключи свет, — прошептала Коллингсвуд.
— Бесполезно, — прошептала я в ответ. — Дверь все равно не заперта.
— Нет. Я закрыла ее, когда проникла внутрь.
Она на цыпочках прокралась к выключателю и погасила лампу. Я задула свечу, и мы погрузились во мрак.
Ну, почти во мрак. Через несколько секунд я обратила внимание, что с улицы в комнату проникает слабый свет.
— Что мне делать? — спросила она. — Нам не разрешается ходить друг к другу в комнаты после наступления комендантского часа. Меня накажут.