Сэндвич с пеплом и фазаном

22
18
20
22
24
26
28
30

И я поняла, что произвела на нее впечатление.

Тут ван Арк схватила салфетку и начала утирать мне губы, как будто я измазалась кашей.

— Ш-ш-ш, — сказала она, прикрывая рот и делая вид, что покашливает. — Дрюс наблюдает за нами. Она умеет читать по губам.

Как ни хотелось мне похвастаться моими собственными достижениями на этой ниве, я быстро приняла решение придержать пару трюков при себе. Иногда молчание — золото.

Через два стола от нас крупная девица, та самая, которая толкала соседку локтем, — должно быть, это и есть Дрюс, — открыто пялилась на нас.

Во всем зале на нас смотрела только она. Все остальные старательно отводили глаза, как всегда делают протестанты, когда сталкиваются с коллективным замешательством. Я заметила эту черту еще в детстве, и как мне кажется, она связана с известной страусиной реакцией. Католики, наоборот, расталкивали бы других, чтобы оказаться в первых рядах.

— Пойдем-ка отсюда, — предложила ван Арк. — Мне нужен глоток свежего воздуха. Давай. У нас есть еще несколько минут до следующего звонка.

Когда мы отодвинули стулья, я намеренно повернулась в сторону Дрюс и, делая вид, что разговариваю с ван Арк, четко проартикулировала слово «прелюбодейка».

Это мое любимое слово из Шекспира. Не такое длинное, как «диффамацировать» из «Бесплодных усилий любви», которому я отдавала предпочтение прежде, однако же достаточно сложное, чтобы дать понять Дрюс: когда дело доходит до чтения по губам, она не с салагой имеет дело.

— У тебя точно нет сигареты?

Мы сидели на краю заброшенного каменного бассейна для золотых рыбок в маленьком дворике позади прачечной.

— Нет, — ответила я. — Я же тебе сказала. Я не курю. Это дурная привычка.

— Кто тебе сказал? — спросила ван Арк, подмигивая на манер моряка Попая и демонстрируя бицепсы.

Я поняла, что она шутит.

— Ладно, — сказала она. — А вот и Фабиан. У нее всегда есть заначка. Фабиан! Иди сюда!

Фабиан — высокая блондинка, похожая на финку: бледный холодный нордический тип. У нее на лице было слишком много пудры, как будто она пыталась скрыть кучу прыщей. Мне стало интересно, сослали ли ее из дома, как меня?

— Сколько? — спросила Фабиан, протягивая одну сигарету. Не стоило утруждаться и просить ее.

— Пять центов за пару, — ответила ван Арк.

— Три за десятицентовик, — возразила Фабиан, и сделка была заключена.

— Это просто грабеж среди белого дня, — заявила ван Арк, когда Фабиан ушла, и закурила сигарету. — Она тут только год и уже богата, как Крез. Она платит семнадцать центов за упаковку и имеет триста процентов прибыли. Нечестно.