Избранное

В глазах старца вспыхнул божий гнев. Он поднял кулак.

— Горе тебе, Пинхес!

— Горе тебе, Пинхес, — повторили сыновья. — Ведь ты еврей! Стыдись!

Старик ушел. Но сыновья обернулись еще раз и, не желая подымать шум в такой серьезный момент, только смерили Пинхеса взглядом с головы до ног.

И все-таки Пинхес Якубович не мог поступить иначе. Тайна — тяжелое бремя. И нести его умеют только избранные.

Да будет прославлено имя господне, которому Мордухай Иуда Файнерман хотел нанести оскорбление. Вчера господь бог передал Пинхесу через ангела свою волю: «Я требую искупительной жертвы. Одной от всей общины. Завтра же. Принеси мне ее без промедления». И разве после вестей, которые принесли сегодня утром с улицы Брана и дети, можно сомневаться в том, кто должен стать этой жертвой? Смерть! Смерть! Смерть! Смерть, какой еще не видала Поляна, — ужасней меча, огня и могилы. Из всех смертей смерть! О вы, заблудшие, помышляющие лишь о телесном, не умеющие отвратить душу свою от материального! О глупцы, пытающиеся вырвать добычу из когтей льва!

Иво Караджич зашел к Фуксам только умыться и побриться. Еще не было шести, он прилег на диван отдохнуть, заснул в тепле и проспал почти два часа.

Выспавшись, человек оценивает вещи лучше, точнее, и при свете дня все представляется ему в ином виде или по крайней мере приобретает иную окраску.

Он допустил ошибку, подняв, вопреки Ганелиной воле, переполох в деревне, и этим затруднил положение их обоих. Кроме того, он обидел ее отца (какая постыдная грубость и в то же время — какая неосторожность!). Этого уж не исправишь. Но должен ли он послушаться совета Ганеле и при таких тяжелых обстоятельствах уехать отсюда? Можно ли рассчитывать, что при создавшихся условиях им не удастся уговорить ее, что они не прибегнут к насилию, не помешают ее побегу? Нет, он этого не сделает. Она ему слишком дорога… В конце концов, наверно, придется применить насилие…

Иво Караджич готов и к этому. Он только сделает все от него зависящее, чтоб оно не было грубым и, по возможности, без участия властей. А пока он еще раз попытается договориться. Ради Ганеле он пойдет на все.

Выйдя из дому, он увидел, что на улице стоит юноша в щегольском зимнем пальто — фасона прошлого столетия, узком в талии и широком, как колокол, снизу, — может быть, выпрошенном у кого-нибудь, а может — купленном где-нибудь в городе на распродаже. Засунув руки в карманы, юноша нагло уставился на Иво Караджича. Тот смерил его взглядом, и глаза их встретились. У юноши глаза загорелись зеленоватым огнем.

Иво Караджич пошел по улице, испытывая неприятное ощущение, что незнакомец следует за ним.

На дороге ему встретился Андрий Двуйло.

— Нынче тоже караульщикам стоять? — спросил Двуйло.

— Да. Кто устал, пусть пошлет замену. Удвой им плату! А девушка до сих пор в том домике в саду?

— Никто ее не видал, но, верно, там.

Обернувшись, перед тем как идти дальше, Иво Караджич увидел, что юноша в щегольском зимнем пальто стоит в вызывающей позе прямо у него за спиной и глаза его мечут молнии.

У Иво Караджича закипела кровь.

«Если я не дам этой дубине сегодня в морду, то, верно, никогда никому не дам», — подумал он.

Но, вспомнив о своем решении, повернулся и пошел.