Избранное

— Охотно, — ответил тот. — Где ты живешь, товарищ?

Тоник яростно лягнул Плецитого в лодыжку.

— В Карлине, Королевская улица номер шесть, второй этаж, квартира Шлегровой. Но дома ты меня не застанешь, я через три дня еду в Гамбург, оружие там, на одном пароходе, в порту. Можешь ты приехать туда?

— Безусловно!

— Наверняка?

— Даю слово! А я не съезжу зря?

— Нет, в этом я тоже даю тебе слово.

— Когда надо приехать?

— Ровно через неделю. Адрес: Гамбург, Санкт-Паули, Альтер Дамм сто двадцать семь, постоялый двор Вестермана. Там ты получишь от меня пулемет и ящик ручных гранат. Переезд через границу мы устроим. Идет?

— Идет! — сказал человек, несколько ошеломленный, и подал Плецитому руку.

— Теперь давайте послушаем оратора, — заключил Плецитый, — а то на нас все время оборачиваются. — Он повернулся к Тонику: — А что, этот дряхлый старикашка на сцене сам вылез или его подсунул президиум?

— Нет, — ответил Тоник, и Анне стало досадно, что он разговаривает с Плецитым. — Товарищ Оуграбка бывает на всех крупных собраниях.

— Я тоже всегда был против союза с буржуазией… — доносился голос Оуграбки; старик понемногу добрался и до современности.

Человек в очках вытащил новенький толстый блокнот, записал там пражский адрес Плецитого и еще раз переспросил гамбургский адрес.

— Я обязательно приеду, — сказал он.

— Приезжай. Можешь на меня положиться, я буду тебя ждать.

Старый Оуграбка говорил еще долго. Он распространялся о солидарности, которая избавила рабочих от всех былых бед и обеспечит им лучшую будущность. Социал-демократическая партия должна быть сильной и единой, всякий раскол на руку только ее врагам.

— Да, товарищи, надо порвать с буржуазией, я тоже такого мнения, — закончил он. — Наши вожди должны подчиниться воле рабочей массы. Раскол в партии недопустим, это было бы самое ужасное. Давайте же выступать на собраниях и разъяснять это рабочим. А если наши вожди сами не поймут, что нужно порвать с буржуазией, то они безусловно подчинятся воле рабочего класса. Я кончил.

Раздались аплодисменты, но хлопали больше по привычке. Оуграбка, кривоногий, маленький и бесцветный, как небеленое полотно, сошел со сцены.

— Старик ошибается, — сказал Тонику Плецитый. — Он уже не разбирается в обстановке. Раскол будет, и вожди не выполнят воли рабочих масс. — И, повернувшись к человеку в очках, он спросил: — А ты какого мнения?