Когда стало тихо, Плецитый встал и крикнул:
— Мы выйдем на улицы не умирать, а побеждать!
Зал откликнулся громом рукоплесканий. Они были громче и длительнее, чем доставшиеся на долю депутата. Молодежь явно была на стороне Плецитого.
Немец спокойно стоял на сцене и ждал. С его уст не сходила легкая усмешка. Подняв правую руку к подбородку, он покачивал указательным пальцем. Этот жест возбудил любопытство аудитории.
— Нет, нет, гражданин Плецитый, — толстый палец оратора, как маятник, качался из стороны в сторону, — мы слишком хорошо сознаем свою ответственность перед пролетариатом и собственной совестью и поэтому не только не допустим подобного преступления, — оратор выкрикнул это слово, подавшись всем корпусом вперед, — но приложим все силы к тому, чтобы помешать безответственным, легкомысленным или авантюристическим элементам совершить его! Как видите, гражданин Плецитый, я выражаюсь сдержанно, потому что хочу верить в искренность ваших опасных заблуждений. Я далек от того, чтобы называть вас провокатором. И для нас священна русская революция, гражданин Плецитый, и для нас священна борьба наших русских братьев. Но наши условия отличны от русских, и потому нам надо идти другим путем.
— В союзе с Крамаржем! — раздался выкрик.
— Мы не в союзе с Крамаржем, — с непоколебимым спокойствием ответил оратор. — Наоборот, как вы знаете, мы удалили Крамаржа из правительства{140}.
— Швегла{141} не лучше! Один другого стоит!
— Мы вообще не идем на союз с буржуазией. А если мы вошли в правительство, то по другим мотивам. Участие в правительстве дает рабочим не только возможность контроля…
В зале засмеялись.
— По-вашему, было бы лучше, если бы буржуазия одна управляла государством? — спросил оратор.
— Нет! Мы сами хотим управлять! Хотим диктатуру пролетариата! — раздались крики.
— Правильно! — снисходительно кивнул Немец. — Безусловно, товарищи, лозунги рабочего правительства и диктатуры пролетариата издавна содержатся в социал-демократической программе. К этому мы должны стремиться, и я не сомневаюсь, что со временем мы эти лозунги осуществим. — Оратор приятно улыбнулся. — Но я серьезно опасаюсь, — продолжал он приветливым тоном, — что нам трудно будет разговаривать, если мы станем все время прерывать друг друга. Дайте мне, товарищи, спокойно договорить, а кто со мной не согласен, тот получит слово и выступит. Итак…
Плецитый подошел к сцене и заглянул в список ораторов на председательском столике.
— После него записан депутат Гавлена, а потом директор Хуммельганс, — с усмешкой сказал он, вернувшись, Тонику. — Но они уже не успеют выступить и записались только на всякий случай. Я ухожу. Вы останетесь, влюбленные?
— Мы тоже пойдем, — сказал Тоник. — Анне надо вернуться раньше, чем запрут дом.
— А ты останься, товарищ Маржик, — повелительно сказал Плецитый человеку в очках. Тот замялся. — Останься, останься! Надо учиться азбуке подполья. Если мы уйдем все сразу, это покажется подозрительным. Итак, приезжай обязательно, я все приготовлю.
— Обязательно приеду!
Анна, Тоник и Плецитый вышли. Анна была недовольна, что с ними пошел Плецитый, и старалась не глядеть на него. Они прошли по двору. Сквозь стеклянную стену павильона лились снопы света. Через ворота они вышли на первый двор. Там их догнал студент Ярда Яндак.
— Почему ты уходишь? Я хотел с тобой поговорить, — сказал он Плецитому, но Анна чувствовала, что Яндак побежал за ними ради нее.