Это был первый наш разговор после педсовета, но я не вспоминал о педсовете. «Каким бы ни был Троицкий, — думал я, — он прежде всего учитель, проработавший в школе не один десяток лет, а значит, человек, который должен понять и поддержать меня хотя бы из корпоративной солидарности. Ведь речь шла о чести школы».
Директор выслушал меня внимательно, время от времени пожевывая тонкими губами и постукивая пальцами по ручкам своего завитушчатого кресла времен коронных гетманов. Когда я кончил, он сочувственно развел руками. Слегка, не театрально, а сдержанно, так, как и нужно было.
— Педагогический труд, Николай Сергеевич, это не широкая столбовая дорога. Шипов нам достается больше, чем роз. С людьми имеем дело, а люди — самый сложный из механизмов. Поэтому главное в нашей работе — больше самокритики, меньше самоуверенности.
— Вы считаете, что это правило относится и к данному случаю?
— Относится самым прямым образом. Немножко дров вы накололи, Николай Сергеевич… Немножко…
— Я наколол?
— Вы, конечно, вы. Я-то вас понимаю и верю всему, что вы рассказали. Но ведь может быть и другая точка зрения. Вы сами говорите, губа-то вспухла. Солдат ваш несомненно погорячился.
— Правильно сделал!
— Почему правильно? Кажется, в случае с Еремеевым вы не одобряли кулачной расправы? Драться вообще скверно, к тому же, как все произошло, вы не знаете, даже с самим солдатом не говорили.
— Зато я знаю Бандуру.
— Что же вы о нем знаете плохого? Учится он вполне прилично, играет в самодеятельности на аккордеоне, столкновений у вас с ним не было…
— Я ему в глаза смотрел.
Троицкий улыбнулся снисходительно:
— Эх, молодость, молодость… «В глаза смотрел»! — Он вышел из-за стола и положил мне руку на плечо: — А Светлане Васильевне вы тоже в глаза смотрели? — И тут же глянул на часы: — У вас, кажется, сейчас урок? Вот и пойдемте вместе. У меня как раз свободный час.
Раньше он всегда предупреждал заранее, когда собирался на урок, но, в конце концов, это право директора. Да и чего было бояться? Материал я знал, а дисциплина при начальстве только лучше бывает. По пути в учительскую я думал не об этой неожиданной проверке. Я вспомнил слова Троицкого о Светлане. Что он, собственно, хотел сказать? Просто к слову пришлось или со смыслом? Да нет, какой там может быть смысл! И вспомнил: «Светка тебе нравится». Неужели в моем отношении к Светлане есть что-то заметное, необычное? Ну, Вика — женщина, Вика — другое дело. А Троицкий? Неужели намекал? Нет, это уж слишком! Не может быть…
Я потянул из шкафчика журнал, но ошибся.
— Это мой, Николай Сергеевич…
Говорила Светлана.
— Простите.
Я отдал ей журнал. Звонок уже отзвенел, и мы были последними в учительской.
ebooksa