От его голоса захватывало дух, как на качелях, а ноги снова подгибались.
Это после нашей речной экскурсии-то!
— Так что сейчас я посажу тебя в такси и отправлю домой. А сам пойду на ужин с Агатой, где мы будем говорить о просмотрах, лайках, трендах, правильных тегах, маркетинге и рекламе, коллабах с другими блогерами, а вовсе не то, что ты подумала. Зато потом у нас будет целая ночь жесточайшего разврата. Ты еще попросишь пощады, но я буду жесток!
— Кто еще попросит пощады, — расхрабрилась я, чувствуя, как ревность отступает перед волной жгучего предвкушения. — Ты уже слегка поистратился этим вечером. А мы, девочки, куда более выносливые.
— Не надо вот меня недооценивать, — оскорбился Егор. — Пока у мужчины есть руки и язык, он способен утомить хоть десяток девушек за ночь.
— Вот как-то ты не очень вовремя это сообщаешь перед свиданием со своей этой…
— Если не перестанешь ревновать, я трахну тебя прямо здесь! — и он так вжал меня в гранитный парапет, что я моментально ему поверила на слово.
Но фонари светили слишком ярко, и слишком много людей проходило мимо нас, наслаждаясь последними приятными осенними вечерами в северной столице перед долгой холодной зимой. Поэтому мы ограничились всего лишь парочкой очень вдумчивых поцелуев, каждый из которых по страстности перевешивал весь мой сексуальный опыт до встречи с Егором.
Пока мы ждали вызванное такси, я засунула руку в задний карман его джинсов, как малолетка — тоже потискать его упругую задницу. Егор прижал меня к себе и шепнул на ухо:
— Как же с тобой охренительно, а! Где ты была всю мою жизнь?
— Это где ты был! — я пихнула его кулаком в живот и демонстративно скривилась, показывая, как отшибла костяшки о твердый пресс.
— В Москве.
— Капитан Очевидность. И снова туда уедешь.
— Уеду.
— И что, так и будешь приезжать в Питер, только когда у тебя будут дела с Агатой или еще с какой-нибудь Анжелой?
Вопрос прозвучал неожиданно горько, я аж сама испугалась его серьезности.
Егор глянул на меня виновато и тревожно.
— Твое такси, — сказал он, шагая к дороге и открывая мне дверцу. — Давай об этом потом поговорим, хорошо?
Можно подумать, у меня был выбор.
Глава двадцать восьмая, в которой из чата выходит филолог, зато входит… вонзается… вторгается… ой, а про что мы?