– А как насчет вас, Лейни? – вмешался Блэкуэлл. – Вот как вы сами, вы считаете себя смелым человеком?
Червячок шрама, рассекавший его левую бровь, пошевелился, словно собираясь уползти наверх, и замер в новой позиции.
– Нет, – сказал Лейни. – Не считаю.
– Но ведь вы пошли против «Слитскана», верно? Пошли из-за того, что они сделали с этой девушкой. У вас была работа, была еда, было где жить. Вы получали все это от «Слитскана», но затем они убили эту девушку, и вы взяли на себя задачу за нее посчитаться, так ведь?
– Ничто и никогда не бывает так просто, – сказал Лейни.
Секундное молчание, а когда Блэкуэлл заговорил, Лейни неожиданно столкнулся с иным способом мыслить, таким, который принято скрывать, считать вроде бы не существующим.
– Что да, то да, – сказал Блэкуэлл. – Хрен там что бывает просто.
Большая, сплошь в розоватой сетке рубцовой ткани, кисть его левой руки поползла подобно некоему неуклюжему самостоятельному животному к нагрудному карману микропорной рубашки, некоторое время в нем копалась, извлекла маленький, тускло поблескивающий металлический предмет и положила его на стойку бара.
– Это гвоздь, – сказал Блэкуэлл. – Полуторадюймовый, оцинкованный, для кровельных работ[64]. Я иногда прибивал людей за руки, такими вот примерно гвоздями к таким примерно стойкам. Среди них, людей этих, встречались самые форменные ублюдки. – В голосе огромного австралийца не было ни грамма злобы. – И некоторые из этих ублюдков, пока ты прибиваешь им одну руку, другой рукой извлекают бритву или хирургические щипцы. – Палец Блэкуэлла машинально потрогал багровый шрам, выглядевший так, словно что-то пронзило ему кожу прямо под правым глазом и ушло в сторону, натолкнувшись на скульную кость. – Ну и что прикажешь с такими делать?
– Со щипцами?
– С ублюдками. Хочешь не хочешь, приходится их убивать. Вот такая вот, Лейни, бывает «смелость». А теперь подумайте о своем поведении в истории со «Слитсканом» – так ли уж оно отличается от поведения этих ублюдков?
– Я просто не хотел, чтобы они все это втихую забросили. Чтобы она… ну, опустилась на дно. Исчезла из памяти. Мне было почти безразлично, сильно пострадает на этом «Слитскан» или нет, и даже пострадает ли он вообще, я думал не столько о мести, сколько о том, чтобы… ну, вроде сохранить ее в живых.
– А бывают и такие люди, что ты прибиваешь им руку к столу, а они сидят и смотрят на тебя. Вот они-то и есть самые крепкие. Вы думаете, что вы – один из них?
Лейни перевел взгляд с Блэкуэлла на свою пустую рюмку, затем снова на Блэкуэлла. В руках у бармена появилась бутылка бурбона, но Лейни качнул головой и прикрыл рюмку ладонью.
– Если вы, Блэкуэлл, начнете меня приколачивать, – он положил другую ладонь на темно-коричневую, сплошь в круглых отпечатках рюмок и стаканов, стойку, – я буду орать в голос, ладно? Я не знаю, к чему это все и о чем. Может быть, вы просто псих. Может быть. А уж я-то
Блэкуэлл и Ямадзаки переглянулись. Блэкуэлл пожевал губами, еле заметно кивнул и снова повернулся к Лейни.
– Ну и молодца[65]. Пожалуй, что вы подходите для этой работы.
– Не так быстро. – Лейни снял ладонь с рюмки, и бармен тут же налил ему вторую порцию бурбона. – Я не буду слушать ни о какой работе, пока не узнаю, кто меня нанимает.
– Я возглавляю службу безопасности «Ло/Рез», – сказал Блэкуэлл, – и я обязан этому мудозвону жизнью. Последнюю пятерку из которой я провел бы в пенитенциарных заведениях трижды долбаного штата Виктория. Если бы не он. И какая там пятерка, я бы там раньше повесился, или не знаю что.
– Группа? И вы их охраняете?