Виртуальный свет. Идору. Все вечеринки завтрашнего дня

22
18
20
22
24
26
28
30

– Это страна с очень красивым небом?

– Да, – кивнула Кья, – и туда вроде как нельзя проникнуть, если она сама тебя не пригласит.

– А я не знала, – смутилась идору. – Извините. Я думала, что могу идти куда угодно – кроме того места, откуда ты пришла.

– Сиэтл?

– Муравейник снов, окна, громоздящиеся к небу. Я вижу его, но не могу войти. Я знаю, что вы с ней пришли оттуда, но это «там» – его там нет!

– «Застенный город»? – Ну конечно же, ведь сейчас они с Соной пришли именно оттуда. – Мы не там, мы только подключились оттуда. Сона сейчас в Мехико, а я в этом отеле, понятно? И нам бы надо поскорее вернуться, потому что я не знаю, что там сейчас происходит…

Синий череп распух и стал Соной, мрачной и надутой.

– Наконец-то ты сказала хоть что-то осмысленное. И чего вообще разговаривать с этой штукой? Она ведь ничто, чуть усовершенствованная версия этой твоей игрушки, которую она украла и приспособила для своих целей. Теперь, посмотрев на нее, я прихожу к печальному выводу, что Рез и вправду сошел с ума, запутался в какой-то бредятине.

– И ничего он не сошел с ума, – возмутилась идору. – Мы это чувствуем, с ним вдвоем. Он говорил мне, что нас не поймут. Во всяком случае – сперва, что будет неприятие, враждебность. Но мы же не хотим ничего плохого, и он верит, что в конечном итоге от нашего с ним союза будет только польза.

– Слушай, ты, синтетическая шлюха, – ощерилась Сона, – ты что, нас за дурочек держишь? Мы что, не видим, что ты делаешь? Ты не настоящая! Ты даже меньше настоящая, чем эта имитация затонувшего города! Ты пустое место – и ты хочешь высосать из Реза все реальное. – Над ней опять разрасталась грозовая туча, дрожало колючее сияние. – Эта девушка, она пересекла океан, чтобы найти тебя и вывести на чистую воду, а теперь ее жизнь в опасности. А она даже не понимает, что это ты в этом виновата. Вот такая она у нас дура!

Идору перевела взгляд с Соны на Кья:

– Твоя жизнь?

– Может быть. – Кья зябко передернула плечами. – Я ничего точно не знаю. Мне страшно.

И идору исчезла, вытекла из Мьюзик-мастера, как краска, не имеющая названия. Мьюзик-мастер щурился на свет двадцати свечей, на лице его была полная растерянность.

– Извините, пожалуйста, – сказал он, – но о чем мы сейчас говорили?

– Ни о чем, – отмахнулась Кья, а затем очки были сняты с ее головы, вместе с Мьюзик-мастером, венецианским «казино» и Соной, а на пальцах, державших очки, жирно поблескивали золотые кольца, и каждое кольцо соединялось с золотым браслетом золотых часов тоненькой золотой цепочкой. И светлые, почти бесцветные глаза.

Эдди медленно улыбнулся.

Кья хотела закричать, но тут другая, не Эддина, ладонь, большая и белая, с металлическим запахом какого-то одеколона, закрыла ей рот и нос. И еще одна ладонь прижала сверху ее плечо, а Эдди уронил очки на белый, мохнатый ковер и отступил.

Все еще глядя ей в глаза, все еще улыбаясь, он поднес палец к губам, сказал «тсс», а затем отвернулся и шагнул в сторону, и Кья увидела Масахико, черные присоски на его лице и беспрестанно шевелящиеся пальцы.

Эдди бесшумно приблизился к сидевшему на полу мальчику, вынул из кармана какую-то черную штуку, что-то с ней сделал и нагнулся. И тронул этой штукой его шею.