– У нее тоже были такие вот очки. Большие.
Шеветта взяла зажигалку, лежавшую рядом с примусом, щелкнула и попыталась рассмотреть пламя сквозь одно из стекол. Фиг там.
– И для чего же они такие, для сварки?
Скиннер выложил ее долю яичницы на алюминиевую армейскую тарелку с отштампованным годом выпуска «1952», а затем поставил тарелку на стол, рядом с вилкой и уже налитой кружкой черного кофе.
– Ничего не видно, черные, и все.
Шеветта положила очки на стол, пододвинула табуретку, села и взялась за яичницу. Скиннер тоже сел и начал есть, время от времени поглядывая на Шеветту.
– Советский Союз, – сказал он, глотнув кофе.
– Чего?
– Вот так вот они делали солнечные очки в светлой памяти Советском Союзе. Два завода солнечных очков, и один из них такие вот все время и выпускал. И прямо на склад, ведь никто их не покупал, покупали нормальные, с другого завода. Забили склад под самую крышу.
– Завод выпускал непрозрачные очки?
– Советский Союз, что ж ты хочешь.
– Они там что, были совсем с приветом?
– Не так-то все это просто… А где ты их взяла?
Шеветта взглянула на свою кружку.
– Нашла.
Она взяла кружку со стола, старательно глотнула.
– Работаешь сегодня?
Скиннер встал, заправил рубаху в джинсы, потрогал проржавевшую пряжку ремня, перевязанную для верности проволокой.
– С обеда до пяти.
Шеветта взяла очки со стола, взвесила их в руке. Да, слишком уж тяжелые.