– Ямадзаки рассказал мне, что за штуки вы вроде бы как умеете делать. Я ему не поверила.
– Не поверили, так не поверили, – пожал плечами Лейни. – Ничем не могу помочь.
На внутренней стороне ее левой икры белели три нарочито примитивных оттиска улыбающегося солнца.
– Они прямо вытканы. Каталонская мода.
– Надеюсь, – сказал Лейни, – вы не попросите меня объяснить, за что эти люди мне платят. За какую такую планируемую работу. Я и сам этого не знаю.
– Не беспокойтесь. Я здесь последняя спица в колеснице. – Арли поменяла ноги. На правой икре солнечных дисков не было. – Лично мне платят сейчас за то, чтобы я определила, что можем мы дать вам из того, что позволит вам сделать то, что вы, как предполагается, можете сделать.
Лейни взглянул на экран. Теперь шли кадры, снятые на каком-то концерте. Рез приплясывал и беззвучно пел в радиомикрофон.
– Вы ведь видели уже этот фильм, верно? Все эти «сино-кельтские» заморочки в интервью, неужели он это всерьез?
– Вы с ним еще не встречались?
– Нет.
– Трудное это дело, определить, что у Реза всерьез, а что нет.
– Но как может существовать этот самый «синокельтский» мистицизм, если у китайцев и кельтов нет общей истории?
– Дело в том, что Рез наполовину китаец, наполовину ирландец. И если есть хоть что-то, к чему он относится с полной серьезностью…
– Да?
– …то это Рез.
Поющего в микрофон Реза сменил на экране Ло со своей гитарой. Крупный план пальцев, бешено бегающих по черному блестящему грифу. Чуть раньше почтенный британский гитарист, облаченный в восхитительный твидовый костюм, вещал, как они ну никак не ожидали, что из недр тайваньской попсы явится миру новый Хендрикс. Так они же вроде и первого никак не ожидали.
– Я уже слышала, как это с вами все случилось, – сказала Арли Маккрей. – Ямадзаки меня просветил. Но не до конца.
Лейни прикрыл глаза.
– Передача так и не пошла в эфир. «Без тормозов» забросили этот проект. Почему?
Он взял за обычай завтракать на берегу небольшого овального пруда, за невзрачными дощатыми домиками – позднейшим добавлением к «Шато», как сказал Райделл. Блаженные минуты, когда он принадлежал самому себе, заканчивались с появлением Райса Дэниелза, что происходило, как правило, где-то поближе к концу большого, на три чашки, кофейника, перед яичницей с беконом.