Сумоист, видимо, ожидал реакции, но Шеветта никак не отреагировала. Она ткнула пальцем в бежевое «железо».
– Отчего вся эта старая рухлядь всегда одного цвета?
На лбу сумоиста пролегла складка.
– Есть две теории. Первая сводится к тому, что это должно было помочь офисным работникам привыкнуть к новаторским технологиям, которые могли в конечном итоге привести к радикальной модернизации офиса или его упразднению. Поэтому производители и выбрали оптимальный цвет – он напоминал окраску дешевых кондомов. – Парень ухмыльнулся.
– Да ну? А вторая теория?
– Люди, которые занимались дизайном этого барахла, подсознательно пришли в ужас от собственного продукта и, чтобы не испугаться до смерти, постарались придать ему максимально невзрачный вид. В буквальном смысле «ванильное мороженое без наполнителя». Следите за ходом мысли?
Шеветта поднесла кончик пальца к роботу; тот совершил обходной маневр и отступил, чтобы избежать прикосновения.
– Кому же нужна эта старая рухлядь? Коллекционерам?
– Разве не понятно?
– Кому тогда?
– Программистам.
– Не понимаю, – сказала Шеветта.
– Начнем вот с чего, – сказал он, протянув руку, чтобы кроха-кибер вложил в нее отвертку. – Когда это старье было новьем, когда эти бедняги писали программы на миллионы строк, по умолчанию предполагалось, что через двадцать лет весь их софт сменит некая улучшенная, продвинутая версия. – Он махнул отверткой в сторону процессоров на полках. – Но производителей ждал сюрприз: они обнаружили, что никто особо не рвется тратить десятки миллионов долларов на замену существующего софта – не говоря уж о «железе», – а также, может, и на переобучение нескольких тысяч наемных работников. Поспеваете за мной? – Он поднял отвертку на уровень глаз и прицелился ей в Шеветту.
– О’кей, – сказала она.
– Так, идем дальше. Если нужно, чтобы техника обучилась новым трюкам или лучше выполняла старые, что ты делаешь – пишешь новые программы, так сказать, с нуля или же латаешь старые программы?
– Латаю старые?
– В самую точку. Ты наращиваешь новые алгоритмы. Когда машины заработали быстрее, стало не важно, что алгоритм решает задачу за триста шагов, хотя, в принципе, можно обойтись всего тремя. Так и так на все про все уходит доля секунды, ну и кому какое дело?
– Ладно, – сказала Шеветта, – ну и кому какое дело?
– Разным умникам, – сказал он и почесал свой «петушиный хвост» концом отвертки, – которые понимают, чтó реально творится, а именно: такой вот ископаемый софт непрерывно наращивает кору подпрограмм, и в итоге ни один программист в буквальном смысле не может понять, как же конкретно решается та или иная задача.
– Я все равно не вижу, какой может быть прок от этой туфты.