В этот момент даже Летаев не был похож на самого себя. Он стал заметно серьёзнее. Опасался даже лишний раз вздохнуть, не то, что пошевелиться или ответить. Хотя, чему тут удивляться? Командир всё — таки. С рядом стоящими Макаренко и Комаровым была та же история. Егору повезло куда больше: он находился с краю, дальше всех от эпицентра разноса, то есть, самого Резанцева. Боец имел уникальную возможность — смотреть не на командира, а просто пялиться в стену. Да, эта стена была гораздо лучше. Она так завораживала, так и просила на неё уставиться. Оказывается, дерево бывает таким красивым и удивительным. Взгляд не оторвать. В такие моменты даже треснувшая старая пепельница будет привлекательной. Хотя, возможно, для Сорокина такой предмет будет радовать глаз во все времена. С него станется. Казалось, что запал Резанцева никогда не закончится. У провинившихся было ощущение, что они стояли тут уже вечность. Каждый испытывал ужасный и дерущий стыд. На них сейчас ругаются, словно на провинившихся школьников. Совсем неудобно получилось. Но самое главное было то, что бойцы понимали свою вину. Нельзя было так с товарищем поступать.
— С завтрашнего дня у меня будете пахать, как проклятые, — закончил командир, — если уж у вас сил столько много, что девать некуда, — он взглянул на наручные часы. — Точнее, уже работать будете сегодня, — больше с грустью, чем со злостью произнёс он.
Наконец, солдат отпустили. Александр сел на лавку и потёр руками лицо. Спать хотелось невыносимо. На улице уже стало светлеть, солнце потихоньку поднималось на своё законное место на небе, вытесняя луну. А ведь светило даже не понимает, что её ночному сменщику сегодня было очень весело наблюдать за смешными и крохотными людишками в третьем батальоне.
* * *
Как это обычно и происходит, после очередной ночной прогулки, Липтенко был не в настроении. Пока все солдаты трудились и общались, (а провинившаяся пятёрка работала усерднее всех), Лунатик прибывал где-то в своём мире. Сегодня ночью он произвёл настоящий фурор. Превзошёл самого себя, как говорится. Дальше — только к немцам пёхом уйти или ещё что похуже. Ну, до фрицев вряд ли дойдёт, далеко всё-таки. Да и пристрелят раньше. Хотя, раньше Матвей даже представить себе не мог, что в очередном приходе лунатизма, свалится в землянку к самому командиру. Ладно бы в какую-нибудь другую. Но именно к командиру! Почему так произошло? Как так повезти в жизни может? Но, несмотря на ночные события, в батальоне никто об этом не говорил. Видимо, все считали неуместным сейчас шутить. Или бойцы опасались лишний раз злить Резанцева, который сегодня тоже был не в духе. Конечно, поспать за сутки меньше часа. Липтенко взглянул на свой ремень и провёл по железной пряжке пальцем. «Может себя к лавке как-нибудь привязать, чтобы встать вообще было невозможно?» — неожиданно пришла в голову ему идея. А что? Неплохая мысль, правда на фронте это неудобно. Может, понадобится вскочить посреди ночи и побежать сражаться, а ты тут пристёгнут. Даже спросонья не поймёшь, что к чему. Ноги связывать Матвей уже пробовал. Так что из этого вышло? В первый раз сработало: как только он встал с кровати — свалился на Фокина. А вот во второй раз уже не прокатило. По словам бойцов, Липтенко сел, развязал ноги и пошёл дальше бродить. Такое ощущение, что во сне в нём пробуждается совершенно другой человек. И что этот человек хочет — непонятно. Может быть свободы? Какой? Все двадцать с чем-то лет он не успокаивается и выходит ночью. Что дома, что на фронте. Где то, что его так волнует? Его невесёлые мысли прервал тяжёлый удар ладонью по спине. Это был Разан Базаров. Солдат прищурил и так узкие глаза и широко улыбнулся:
— Там сейчас Женька играть будет, — сказал он. — Все уже собираются на перерыв.
— Спасибо, я не пойду, — ответил Матвей.
— Отказываться нехорошо, — облокотился на дерево рядом татар. — Музыка — прекрасное дело.
— Я это знаю.
Разан замолчал и поглядел вдаль, где возле полевой кухни уже начали петь «Смуглянку». Правда, в этой песне гитара не принимала участие. Бедный Василенко так и не смог подстроиться под неё. Но бойцы и так неплохо справлялись без инструмента.
— Знаешь, — вдруг прервал молчание Базаров, — ходить во сне не так уж и плохо, как тебе кажется.
«Началось», — пронеслось в голове у Липтенко.
— Возможно, — не стал спорить с татарином он. Да и жаловаться на это не хотелось.
— Посмотри на Летаева, — продолжил Разан. — Такие вещи, порой вытворяет вместе с Михой. Ведут себя как дети. Причём делают это осознанно, не во сне. А Лёшка? Наш самый резкий солдат, — он повернулся к Матвею и снова сощурился. — Ведь тоже не без этого: дёргается, говорит так быстро, что ничего не понимаешь. Сколько раз этим троим доставалось от товарища командира? А от Марии Фёдоровны? Помнишь, как она их тряпкой гоняла? И ведь продолжают делать, — закивал Базаров. — Мы тут все со своими… со своими… — он покрутил запястьем и, наконец, вспомнил нужное слово, — …особенностями. Человек без особенностей — совсем не человек, — Разан перевёл взгляд на Резанцева, который доставал из кармана папиросы и понизил голос. — Я уверен, что даже товарищ командир тоже что-то от нас скрывает.
Липтенко тоже посмотрел в сторону Александра и улыбнулся. То ли от слов товарища, то ли от его смешного акцента, бойцу стало легче на душе. Тут хор бойцов затих. Василенко взял в руки гитару и перебрал несколько вступительных аккордов. По мелодии можно было легко распознать «В землянке».
— «Смуглянку» пропустили, и эту пропустим? — спросил Базаров.
— Нет, не пропустим, — сказал Матвей и вместе с товарищем отправился к солдатам.
Глава 9
«Пуля»
Май — прекрасный месяц. На деревьях уже появились зелёненькие молодые листочки, наконец одевшие голые кусты и деревья. Противные слякоть и сырость закончились. Теперь сапоги не вязнут и не скользят. Но самое главное, что было во всём этом — тепло, такое долгожданное и радостное. Наконец, можно снять с себя эти ватные куртки и остаться в гимнастёрке. Палатки и землянки можно было проветривать. Уходили в отпуск и печки-буржуйки — незаменимые спасители во времена холода. В медпункте по-своему собирались отметить приход тепла:
ebooksa