Святой Франциск Ассизский

22
18
20
22
24
26
28
30

В нем еще оставалось что-то от озорного мальчишки, и вот он пошел во двор и принялся быстро-быстро лепить фигурки из снега. Всего он изготовил семь фигурок.

— Жены тебе захотелось? Вот пожалуйста, самая большая и есть твоя дражайшая половина. Детей хочется? Да вот их целых четверо, два мальчика и две девочки. Но семья получилась не маленькая, понадобятся слуги. Вот и они, лакей и горничная.

Франциск согрелся, занял руки и голову делом, в труде отвлекся от соблазнительных мыслей. При свете луны он разглядывал свое семейство из снега и рисовал в воображении ту суровую грань реальной жизни, которую дьявол предпочел от него утаить:

— А теперь, мой милый, поскорее одень их, ведь они умирают от холода. Ну а если тебе трудновато окружить попечением всех этих людей, посвяти себя одному Господу Богу, и Ему одному служи.

Эти рассуждения, холод и веселая возня со снегом прогнали дьявола. Святой в радостном настроении вернулся в келью и тут наткнулся на удивленный взгляд брата, с которым вместе спасался. Он покраснел, а потом с обычной своей простотой объяснил брату значение семи снежных фигурок.

Но дьявол, вытолканный в дверь возвращался в окно.

Как-то поздним вечером в Треви святой вошел в заброшенную церковь. Он решил провести здесь ночь и попросил своего спутника, брата Пачифико, оставить его одного, вернуться в больницу для прокаженных, а на следующее утро придти за ним в церковь. Святой Франциск очень дорожил свободой и ночами, которые посвящал беседам со Всевышним, но на сей раз в этой заброшенной церкви нечистый использовал против него весь свой арсенал мерзких видений. Чтобы избавиться от них, святой вышел из церкви, перекрестился и приказал дьяволу именем Божиим оставить его в покое. На рассвете брат Пачифико застал Франциска на коленях перед алтарем. Пачифико тоже стал молиться, но на хорах, и вот напротив Распятия он увидел райскую сферу и множество сияющих престолов. Один из них был выше других и искрился самоцветами. И голос сказал ему: «Брат Пачифико, брат Пачифико, этот престол был Люциферов, а будет — смиренного Франциска».

Видение исчезло, и еще не пришедший в себя Пачифико приблизился к учителю и упал у его ног, как перед святым, сложив руки крестом на груди:

— Отец, отец, прости меня и моли Бога о мне.

Милосердно и мягко святой Франциск поднял его с колен. Брат Пачифико, все еще восхищенный в Боге, спросил его каким-то далеким голосом:

— Что ты о себе думаешь, брат?

— Ах, — отвечал без промедления Франциск, — мне кажется, что нет большего грешника на всем белом свете.

И Пачифико вновь услышал голос:

— Вот подтверждение виденного тобой. Место, что было отнято у Люцифера за его гордость, будет принадлежать этому человеку за его смирение.

Но в ожидании рая борьба предстояла жестокая и долгая.

Ужасным мукам подвергали его бесы однажды ночью в Риме, где он гостил у кардинала Леоне ди Санта Кроче, который был очень рад такому жильцу. Франциск занимал маленькую комнату, расположенную в уединенной башне. После мучительной ночи он сказал своему спутнику, брату Анджело Танкреди: «Быть может, Господь наказывает меня через палачей своих бесов за то, что пока я пользуюсь для удовольствия телесного гостеприимством монсиньора кардинала, одни мои братья ходят по миру, терпя голод и лишения, а другие живут в разрушенных обителях и в жалких хижинах. Уйдем отсюда, я не хочу подавать дурной пример. Другим будет легче нести свой крест, если они будут знать, что я страдаю, как они, и больше них». И они ушли.

Когда недуг вконец изнурял его, дьявол нашептывал: «Франциск, Франциск, Франциск, Бог прощает всех грешников, которые обращаются, но тот, кто убивает себя слишком строгим послушанием, не стяжает милосердия Господня вовек».

Так, разными средствами — нравственными нестроениями и физическими недомоганиями, соблазнительными мечтаниями, сомнениями, тревогами — его низшая воля противоборствовала его воле к святости, и в этой тесной стремнине Франциск страдал. Но гроза проходила, и он видел ее добрые плоды и даже замечал, что искушением испытываются цена и верность души, как войной испытывается солдат. А тот, кто не знает искушений — раб ненадежный, негодный к службе, побежденный до боя, которого Господь щадит, чтобы не подвергать риску смерти.

Франциск высказывал и более глубокую мысль: он говорил, что искушение — это обручальное кольцо, соединяющее душу с Богом. И в самом деле, союз с Богом приходит не в мире, а в борьбе, не когда мы считаем себя хорошими, но когда наше ничтожество испытывается натиском инстинктов, и мы выходим победителями, когда любому удовольствию мы предпочитаем долг, а осязаемому удовлетворению — одобрение Незримого.

КРУГЛЫЙ СТОЛ УЖЕ БОЛЬШЕ НЕ КРУГЛЫЙ