А мы с мамой, наоборот, всегда ходим к воскресной мессе, на которой женщина должна появляться обязательно, за исключением тех случаев, когда известно, что бедняжке «совсем нечего надеть», или когда сезонные работы настолько безотлагательны, что предпочесть службу сенокосу значило бы обидеть господа в его милостях. И хотя месса была одновременно и еженедельным собранием, куда приходят в шляпках с вишенками и в отживающих свой век чепчиках-бабочках с гофрированными отворотами и голубым атласным узлом, чтобы посудачить прямо на паперти, подальше от мужчин, мы обязаны были деятельно присутствовать от момента
В то воскресенье эта поговорка преследовала меня, пока передо мной проплывали лиловые предрождественские облаченья и мяукали сироты, ведомые сестрой ордена святой Елены, которая бойко стучала по клавишам хриплой фисгармонии. Стоя позади них на одной из шести боковых скамей, предназначенных для девушек, которые хоть и не слишком активно, но все же участвуют в этих действах до обручения и строго по возрасту занимают место на скамьях (остаться на
Естественно, я и не думала присоединяться к девушкам, которые галдящей розовой процессией выходили через главную дверь под взглядами мальчиков, стоявших в отдалении, и матерей, устроивших засаду на паперти. А тот, кто выходит через низенькую дверцу в приделе, никогда не попадется на крючок. Так говорят — а я спешу. Там я и выскользнула наружу.
Матушка моя прошла сотню шагов по площади, по no man"s land,[8] лежащей между мужским уголком и женским. Неподалеку от нее я увидела крайне взволнованных мосье Ома и доктора Клоба. Оба они, заметив меня, тут же подняли руку. В два прыжка перемахнув через шоссе, по которому уже катилась волна велосипедистов, я оказалась возле них. И тотчас подошла матушка.
— Слишком длинное у тебя платье, — начал мосье Ом. — Да, и потом, носи берет, шапочку, мантилью, но только, прошу тебя, не разводи растительности на шляпках.
И он потащил меня, смертельно обиженную, к «панарду», стоявшему чуть поодаль, у тротуара. Матушка вместе с доктором последовали за нами.
— Залезай, Селина. Нам нужно повидать твоего отца. Наконец-то выбили для него медаль. Только бы теперь он согласился. Что вы об этом думаете, мадам Колю?
Матушка села в машину, но ничего не ответила.
В саду нас встретил негр: мало того что папа снова взобрался на лестницу, чтобы пробить водосточные трубы, он решил вычистить еще и каминные дымоходы и, когда мы подъехали, только спускался с пауком в руках.
— Опять жетоны! — после первых же слов мосье Ома запротестовал он. — У меня их и так хватает, и я их не ношу. Конечно, мне пришлось спалить себе всю шкуру, чтобы получить их… В чем дело, Селина?
По моему лицу легко было об этом догадаться. Папа отряхнулся, положил инструмент.
— Такую же медаль, как Раленгу, вот это да! — пренебрежительно бросил он.
Но тон был уже не столь агрессивен, под слоем сажи угадывалась улыбка.
— Мосье Ому пришлось изрядно попопеть, чтобы доставить вам удовольствие, — заметил доктор Клоб.
— Да и Селине, по-моему, этого хочется, — добавил крестный.
— Хорошо, хорошо, — заключил отец, — она будет с ней играть. Но лучше бы искать поджигателя, а не вешать медаль спасателю, который ничего не сумел спасти.
— И это не за горами, не за горами! — загадочно проговорил мосье Ом.
— М-м? — удивился папа.
Матушка исчезла. Мосье Ом переминался с ноги на ногу, а я отогревала дыханием посиневшие кончики пальцев. Не церемонясь, папа подошел к чану с поливочной водой и, сломав тоненькую корочку льда, быстро умылся.
— Да, — продолжал мосье Ом, — вполне возможно, что в скором времени будут новости. Я только что видел бригадира — он не скрывает своего удовлетворения. Всегда все горазды высмеять жандарма, но этот совсем не так плохо ведет дела. А ведь поначалу у него не было никаких улик, и люди ничего не могли ему подсказать, потому что сами ничего не знали.