Мой разум кричал ее имя. Снова и снова. Или, может быть, это я кричала. Я не могла отличить мысли от реальности.
Кэти лежала лицом вниз, я перевернула ее. Я продолжала слышать ее имя. Осознала, что кричу и захлебываюсь слезами.
Ватсон заскулил и прижался ко мне.
Я ничего не видела из-за слез, я не посмотрела на него, а взяла в ладони лицо Кэти, задыхаясь от ужаса и чувствуя холод ее кожи.
Ватсон снова заскулил.
Как это возможно? В то утро я написала Кэти, когда проснулась. Она ответила. Не может быть, чтобы в то время она уже была холодной. Этого не может быть…
Я моргнула и вытерла слезы тыльной стороной ладони.
Это не могла быть Кэти… потому что это была не она.
Сэмми. Это Сэмми.
– О господи, спасибо!
Я вся обмякла, тяжело выдохнула и снова посмотрела в лицо убитой. Я почувствовала острый приступ вины, и от этого стало еще хуже. Теперь мое сердце болело не за Кэти, а за Сэмми.
Вдруг я обнаружила себя держащей мертвое тело и поняла, насколько испортила место преступления. Аккуратно я положила ее на пол.
Но это было уже неважно. Она уже давно остыла. Обычно Сэмми приходила примерно в половину пятого. Она уже давно была мертва.
Ватсон снова заскулил и наконец сумел привлечь к себе мое внимание. Я немного погладила его, чтобы успокоить, и убрала руку:
– Все хорошо, малыш. Это не Кэти.
Он наклонил голову.
– Но ты ведь и так это знал, верно? – Я снова повернулась к Сэмми и на этот раз посмотрела именно на нее, безо всякого чувства облегчения. И так как я уже все испортила, я снова положила руку ей на щеку. – Мне так жаль. Так жаль.
– Уинифред, вы должны признать, что в определенном смысле вы общий знаменатель.
Я попыталась поднять взгляд на офицера Грин, но в тот момент мне было и так слишком тяжело. И в чем-то она была права.
– Клянусь вам, Сьюзан, я не бегаю по городу, убивая людей.