Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917),

22
18
20
22
24
26
28
30

Про деревню Пахомовку в газетах писали:

«Крестьяне голодают. Всё, что было возможно продать, – продано. Жители бегут куда ни попало от призрака голодной смерти. Необходима немедленная помощь…»

Телеграмму эту в газеты послал сын священника, добрый, молчаливый молодой человек, кривой, убогий, без определённых занятий.

Прошло месяца два, «немедленной» помощи не было. Все, кто мог убраться, – убрались в уездный город или дальше, в губернию на заработки.

В Пахомовке остались бабы да малые дети. Остались те, кому деваться было некуда. Жили покорно. Терпеливо ждали, когда всё кончится. Молились об одном только: скорей бы смерть.

Снег занёс деревеньку до самых крыш. Ночью собаки выли – чуяли волков. Опустелые избы как чёрные пятна разбросаны были по белому снежному савану.

На краю деревни жила Марфа, солдатка, сирота с двумя детьми: Анютой, трёх лет, и Петей, двух лет.

Последний хлеб вышел у Марфы месяц тому назад. Сначала примешивали лебеду, потом мякину, потом толчёную кору. Но когда вышла последняя мука и пришлось есть одну кору, дети решительно отказались и стали плакать, отталкивая от себя чёрную, жидкую тюрю, от которой шел кислый, острый запах.

Пятый день уже ничего не ели. Марфа знала, что умрёт, и ждала этого. Она примирилась с тем, что так Богу угодно. Жалела только, что некому письма написать мужу. Всё бы легче было.

Дети, обессиленные, озябшие, сидели в углу, забившись в лохмотья, и большими, испуганными глазами следили за каждым движением Марфы. Марфа не смотрела на них. И только одно думала: «Скорей бы… помирали… прибрал бы Господь… Я-то ничего. Детей жалко…»

И вот на шестой день с детьми что-то сделалось. С утра ещё Петя начал плакать, кричать и бить маленькими кулачками по углу окна. Напрасно уговаривала его Марфа. Он кричал всё сильней и сильней, захлёбываясь от слёз. Глядя на него, заплакала Анюта, она не кричала, из больших тёмных глаз её слёзы текли медленно, она вздрагивала всем тельцем, и когда Марфа подошла к ней и положила ей на голову сухую свою руку, Анюта задрожала вся и быстро-быстро сказала:

– Мамынька, когда же дядя Иван хлебца привезёт?

– Скоро, детки, скоро…

– Он вчера проехал, а к нам не зашёл – я видела…

Петя закричал ещё сильней, услыхав слово «хлеб». Посинел весь. Упал на тряпки и стал биться головой.

Марфа молча смотрела на него. И тихо гладила рукой Анюту.

Девочка немного успокоилась, но слёзы по-прежнему тихо капали из её глаз, и она, как всегда, скороговоркой шептала матери над самым ухом:

– Хотя кусочек хлебца, мамынька, – ты скажи ему… Он каждый день ездит…

К вечеру дети уже ничего не говорили. И Анюта, и Петя кричали не переставая, то громко, ожесточённо и требовательно, то тихо, жалобно, как стон.

Марфа сидела около них, закрывала их тряпьём, чтобы не мёрзли. Она ждала, что сегодня должны «кончиться».