– Глупо! Ветер – и видно.
– Это нечаянно, маменька, я всегда коленкой держу.
И он осторожно снова поправил сюртук.
Гликерия Антоновна взяла сразу оба чайника и налила сначала себе, потом зятю.
– Премного благодарен, маменька…
– Пей.
– Тяжеленько будет.
– Глупости.
Златорунов покорно стал пить. Гликерия Антоновна старательно откусывала маленький кусочек сахара крепкими передними зубами. Молчали долго. Златорунов кончил стакан, повернул его кверху дном и отодвинул от себя. Робко покосился он на Гликерию Антоновну и завозился на скамейке. Видимо, ему хотелось сказать что-то, но он не решался. Наконец, собравшись с духом, начал:
– Я вас… спросить хотел… маменька… – и остановился, дрожащими красными руками перебирая скатерть.
– Ну? – не глядя на него, спросила Гликерия Антоновна.
– А что, дочка ваша… не больно на вас похожа?..
И он от смущения не знал, куда девать свои красные руки. Гликерия Антоновна молча продолжала пить чай. Потом поставила стакан на стол, бросила маленький кусочек сахара назад в сахарницу и сказала:
– Увидишь.
– А потом ещё вот что, маменька, – смелее продолжал Златорунов, – если Лизанька не того… вообще не поладим… можно другую сестру…
– Не дури! Сначала старшую отдают – потом младшую.
Златорунов вздохнул и поник головой.
– Скоро пристань, собирайся, – сказала ему Гликерия Антоновна и стала собирать со стола.
В селе Крутояр в маленьком доме псаломщика ждали Гликерию Антоновну к вечеру. Все дочери знали, зачем она поехала в город, и только не знали: сейчас она привезёт будущего мужа Лизаньки или приедет одна, а тот после.
Лизанька и следующая по старшинству сестра Настя сидели у окна и разговаривали.