– Приехали!
Схватила Лизаньку за руку и потащила за собой.
Гликерия Антоновна слезла с телеги. Златорунов поднял узел и пошёл за ней в дом.
В первой светлой комнате, которая была и спальной, и гостиной, и столовой, их уже дожидались Лизанька и Настя. Первая взошла Гликерия Антоновна, за ней жених, согнувшись в дверях, чтобы не задеть головой косяк.
Он остановился с узлом и белесоватыми глазами посмотрел сначала на Настю, потом на Лизаньку.
– Вот невеста, – ткнула пальцем на дочь Гликерия Антоновна, – клади узел-то.
Златорунов положил узел и протянул Лизаньке красную, потную руку. Лизанька подала ему свою, концами холодных пальцев пожала его руку и, быстро повернувшись, убежала из комнаты.
Златорунов бледно улыбнулся ей вслед широкими губами и сказал:
– Не похожа…
– Как не похожа? – подхватила Настя, готовая прыснуть.
– На маменьку не похожа! – улыбнулся он ещё шире.
Настя фыркнула и побежала вслед за сестрой.
Лизанька лежала в своей комнате, уткнувшись в подушку, и плакала, вздрагивая всем телом.
– Лизанька, что ты, голубчик ты мой! – припала к ней Настенька.
– Не хочу я, не хочу я… – глухо, сквозь слёзы, точно отбивалась от кого-то Лизанька.
Вошла Гликерия Антоновна.
– Что она?
– Плачет, – тихо сказала Настя.
– Как кончит, пусть чаем идёт поить.
И, круто повернувшись, Гликерия Антоновна особенно чётко защёлкала каблуками.