И руки были так крепко сжаты, что их не могли разжать люди.
Пришлось дерево срубить.
Любовь
Когда Соня увидала мужа в военной форме, она не могла удержаться от смеха:
– Коленька, ты точно ряженый.
Мундир был широк. Сабля болталась сама по себе. Он казался шире в плечах и выше ростом.
Шутливо показывал ей, какой он теперь бравый. И смущённо улыбался.
Так странно было: точно он и не он.
Если взглянуть мельком – какой-то чужой офицер, широкий, нескладный. А если вглядеться – прежний Коленька.
И глаза его, и мягкие волосы, и губы, закрытые тёмными, волнистыми усами.
– Мой Коленька. И в эполетах, и в смешном мундире, и с саблей, а всё-таки – мой…
Захотелось приласкать его, как маленького. Стало так жалко чего-то. И от внезапного волнения на глазах выступили слёзы. Он понял иначе:
– Ну что ты, Сонечка, не надо… Ведь пока ещё ничего не случилось.
Она прижалась к нему и, пряча лицо, сказала:
– Я не о том… Я совсем не о том…
– О чём же?
Но она не знала, как объяснить ему.
До отъезда оставалось три дня.
Стояла суматоха. Приходили знакомые и утром, и днём, и вечером… Коленька разбирал свои бумаги. Пол был завален измятыми и разорванными лоскутками. Пили холодный чай. Обедали не вовремя.
Соня никак не могла заставить себя сосредоточиться на мысли, что муж её уезжает на войну, что его могут убить или ранить, что, может быть, она никогда больше его не увидит. Ей казалось, что она живет накануне какого-то большого события, никакого отношения не имеющего к войне. Почти радостного. Хотелось смеяться, говорить, быть на людях. Кругом тоже казалось всё возбуждённо-радостным…
ebooksa