– Я не понимаю, – горячо проговорила Соня, – ты как-то иначе чувствуешь – иначе любишь… Ну, скажи, если бы со мной случилось это… ты разлюбил бы меня?
Николай Сергеевич подумал и сказал:
– Не знаю… То есть, конечно, я не разлюбил бы… но что-то изменилось бы – потому что ты стала бы другой… Ведь я и лицо твоё люблю… и глаза, и губы, и волосы… И вдруг всё другое… Я не знаю. Мне трудно представить, что бы я почувствовал…
– А я знаю наверное, что буду любить тебя всегда! – решительно сказала Соня.
Когда доктор позволил снять повязку, Николай Сергеевич сказал Соне:
– Я не хочу, чтобы ты в первый раз без повязки увидала меня здесь. Я буду носить её, пока не выйду из лазарета.
– Как хочешь… Только напрасно ты волнуешься.
Она говорила совершенно спокойно. Но первый раз за всё время болезни ей почему-то стало жутко…
Через несколько дней Николай Сергеевич вместе с Соней приехал домой. Вошли в кабинет. Он сел на диван и сказал ровным, точно застывшим голосом:
– Развяжи сзади бинт – я сам сниму его.
Медленно стал разматывать марлю. Не свёртывал её, а лентой спускал на пол. Соня машинально смотрела на его пальцы, неловко сбрасывавшие повязку, и не помогала ему, как будто бы всё это обязательно он должен был сделать сам.
Последний бинт упал на пол. Осталась ещё какая-то широкая белая накладка. Николай Сергеевич снял её.
Правый глаз вытек совершенно. Вместо него была красная разорванная впадина. Надорванная верхняя губа висела буграстым, бесформенным комком. На обнажённой десне зубы казались громадными. Поперёк лба и носа легли багрово-красные рубцы.
– Не надо же! Не надо! – бессмысленным криком вырвалось у Сони.
Она бросилась к Коленьке и, точно ища у него защиты, обхватила руками.
Николай Сергеевич с трудом разжал ей руки. Поднял. Посадил на диван. Взял валявшийся на полу бинт и ушёл в другую комнату. Через несколько минут вернулся снова. Лицо его было забинтовано. Он сел на диван, около неё, и сказал:
– Я всегда буду носить повязку. Ты не увидишь больше моего лица. Ведь так лучше? Ведь лучше? – наклонялся он к ней, стараясь заглянуть в глаза.
Но Соня ничего не могла ответить. Она не слыхала его.
Соня сшила Николаю Сергеевичу маску, которая закрывала все рубцы его лица.
Соня не плакала. Обо всём говорила одним тоном. На Николая Сергеевича смотрела странным, холодным взглядом, как будто бы перед ней был кто-то совершенно чужой.
ebooksa