Упрямец. Сын двух отцов. Соперники. Окуз Годек

22
18
20
22
24
26
28
30

— Иди, иди, сын мой! Входи смело, это наш дом!

Сабир-эдже с изумлением увидела, что вместе с Атаназаром в дом вошел мальчик лет четырех, смуглый, крепкий, в светлом костюмчике и в новых башмаках. Видно сразу — мальчик не туркмен. Сабир-эдже подумала, что с мужем приехал из города гость, кто-нибудь из его знакомых, со своим ребенком. Молча она всматривалась в розовый сумрак за порогом. Муж понял ее и, ничего не говоря и не оглядываясь, прикрыл за собой дверь.

— Вай, какой он хороший, как бы не сглазить! — зашумела Сабир-эдже, присаживаясь на корточки. — Какой славный! Чей это сынок?

— Наш сын, Сабир-бай, — сказал мираб.

— Правду скажи, мираб! — волнуясь спросила опять жена. — Что за мальчик?

— Это твой золотой альчик!

— Чей?

— Твой и мой!

Совсем растерявшись, женщина придвинулась ближе к ребенку и хотела взять его на руки, но он, округлив свои большие черные глаза, пугливо попятился назад. Спрятавшись за широкой спиной Атаназара, он выглядывал оттуда недоверчиво и строго.

— А ты не стесняйся, мой ягненок, — ободрял его мираб. — Не стесняйся. Это будет твоя мама. Она будет любить тебя.

Малыш не сдавался. Атаназар посоветовал жене отказаться от желания сразу завоевать его сердце. В невозможности этого сам он давно убедился, почему и ездил пятнадцать раз в город. Надо не спеша и обдумать, найти подход к ребенку.

— Вай, какой он милый мальчик! — воскликнула Сабир-эдже. — Где ты нашел его? Как тебя осенила такая счастливая мысль?

Атаназар снял с малыша пиджачок, расшнуровал ботинки, посадил его, чтобы удобней было раздевать. Ботинки велел поставить за ковром у двери.

— Вот твоя кровать, она как раз по тебе, я ее специально купил, — объяснял он мальчику, нежно поглаживая его огромной рукой по плечу. — Тут ты спать будешь, у окошка.

К старику мальчик привык, но на Сабир-эдже все еще поглядывал недоверчиво. Он осматривал строгим взглядом все предметы, окружающие его: шкаф с резным коньком наверху, узорчатый сундук, обитый по углам блестящими полосками жести, высокую стопу разноцветных одеял на сундуке, ветвистый рог какого-то животного, на котором висела одежда. Осмотрел и платье Сабир-эдже, и ее большой платок, концами свисавший до ковра, когда она нагибалась. Пока он обозревал комнату, Сабир-эдже налила в пиалу сливок и поставила перед мальчиком. Затем принесла свежий чурек, разломила его и сказала:

— Ешь, мой сынок. Ешь сливки с чуреком…

Сама села поодаль. Мальчик помедлил немного и принялся за еду. Сначала он несмело кусал чурек и осторожно облизывал ложку. Атаназар подбодрил его, и он стал есть веселее.

— Вот ты и нашла дорогу к его сердцу, — сказал мираб, потирая руки. — Сынок будет кушать, потом поиграет, потом спать будет на новой кроватке, а завтра я ему привезу ежа или пеструю птичку.

Сабир-эдже не сиделось на месте. Она подошла, взяла ложку, и, зачерпнув сливок с верхом, сказала: