Малая для мажора

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты осознала свою ошибку?

Я подняла на него взгляд, покачала головой.

– Ты серьёзно, Филатов?

– Да, я серьёзно. Ты поняла, в чём была твоя вина?

– А ты? Ты понял, в чём твоя? Или ты считаешь нормальным бить свою девушку? – мой голос предательски и так некстати дрогнул, показывая Филатову, насколько я сейчас уязвима.

Он поморщился, будто я сморозила какую-то глупость.

– Я тебя не бил, Варя. Это была лёгкая пощёчина. Ты не удержалась и упала. Скажи, сколько бокалов шампанского ты выпила? И больно ли тебе сейчас? Есть синяк? Покажи?

Синяка не было, щека какое-то время горела, но потом прошло. Но это же не значит, что так можно делать!

– Ты серьёзно не понимаешь? Ты меня ударил! Какая разница, сильно или нет?! Сам факт, Илья! – я вскочила, собираясь уйти, потому что этот бред слушать не было никаких сил. Он даже не раскаивается!

– Сядь! – рявкнул, подавшись вперёд, и я неосознанно упала на задницу. – Разница есть! Если бы я тебя ударил, ты бы не встала! А ты, как мы оба видим, сейчас в добром здравии. Так что умолкни и слушай меня внимательно. Ещё один такой косяк, я твоему нарику башку снесу. Ты услышала меня, Варь? Я не шучу. Он не выйдет с зоны, если ещё раз тебе напишет. А между нами всё будет кончено. Я не буду встречаться со шлюхой. Запомни это, – к концу своего монолога он заметно успокоился, я же ощутила, как из меня уходят последние силы.

– Я тебя поняла. А сейчас извини, я хочу отдохнуть, – встав с ковра, я поковыляла прочь, как побитая хозяином собака. Илья не стал меня останавливать, лишь молча швырнул в огонь ещё одно бревно. А я трусливо сбежала в спальню и, упав на кровать, заплакала.

* * *

Проснулась от нежных, но в то же время уверенных прикосновений, и сон тут же прошёл, испарился. Не нужно было включать свет, чтобы понять, кто меня целует. Кто руками по талии скользит и груди через футболку сжимает. Чьё приятное мятное дыхание щекочет мне шею, и чей язык порхает за ушком.

– Илья, не надо, – упёрлась ему в плечи, Филатов отпрянул, но остался на мне.

– Прости меня, маленькая. Я животное, знаю. Просто ревную тебя зверски. Никогда так не было, ни с одной. Мне крышу рвёт от тебя. Я с ума схожу по тебе, маленькая. Как подумаю, что какой-то ушлёпок тебя руками своими тронет, так бешеным становлюсь сразу. Я не хотел тебя обижать. И та пощёчина… Мне стыдно, Варь. Не хотел. Прости, маленькая, – снова целует, слова сказать не даёт. А я и не знаю, что ему ответить. Когда в комнату пришла, думала, дождусь утра и такси себе вызову. Уеду тихонько, чтобы он даже не заметил. А сейчас смотрю в его горящие глаза в полутьме и понимаю, что это выше моих сил. И он раскаивается вроде как…

– Илья, я не знаю. Я могу тебя понять, я и сама тебя ревную. Но бить… Так не должно быть. Насилию не место там, где есть любовь. А иначе нет никакой любви. Потому что так любить нельзя. Нельзя целовать, признаваться в своих чувствах, а через секунду пощёчину давать, – я запнулась, не став продолжать свою речь. Хотела сказать ещё пару слов про абьюз, но как-то не решилась.

Илья меня за лицо схватил, горячими ладонями сжал.

– Я тебя люблю. Я не умею любить, как это делают другие, нормальные люди. Я вот такой, Варя. На всю голову долбанутый. Ты можешь меня бросить, я знаю, ты об этом каждый день думаешь. И сейчас думаешь. Но я не могу пообещать, что оставлю тебя в покое. Не оставлю. Я буду мучить нас обоих, я буду тебя преследовать, и в итоге мне сорвёт крышу окончательно и бесповоротно. Я могу тебе навредить, Варь. Не заставляй меня. Не нужно. Я не хочу этого, – он смотрит в мои глаза и говорит-говорит. Я смысл этих слов понимаю, но меня это не пугает. Должно, знаю! Но не пугает.

Мне вдруг обнять его очень захотелось. И я обняла. За шею крепко-крепко и к себе прижала. Губы его мои находят, целуют так страстно, что голова кругом. Напористо и влажно. Сильно. Так, как целовать может только Филатов.

– Уже одиннадцать, – отрывается от меня, тяжело дыша. – Через час Новый год. Пойдём, с друзьями тебя познакомлю. А всё плохое давай в этом году оставим, ладно? В новом всё будет по-другому. Обещаю.

Я снова ему верю, потому что эти глаза врать не могут. Не могут врать эта улыбка, эти руки. Мой Филатов врать не может. Нам просто нужно друг к другу притереться, привыкнуть.