— Ирина, узнаете краску?
Искусствовед молча кивнула.
— Онисов, это тот наперсток?
— Это неправда! — взвизгнул Соснов. — Мне подкинули банку с наперстком, все подстроено! — и замолк.
В полной тишине вдруг громко всхлипнул Онисов:
— Мы с Веселовым не жалеем сил, ходим в эту профшколу, учим мальчишек любить красоту, учим рисовать, учим думать, любить корни. Да, они стараются, рвутся вверх. А как только запахло «зелененькими», готовы травить и душить друг друга. И это лучшие художнйки, на которых мы молимся… Господи, неужели после нас останется одно говно?! — поднялся, держась за стену, направился к выходу. Мне больно было смотреть на его разом согнувшуюся, стариковскую спину.
Майор Головатый, поддерживая раненую руку, подошел к растерянному хозяину и простуженным голосом просипел:
— Гражданин Соснов, уголовным розыском Автовского отделения милиции города Петербурга вы арестованы по подозрению в убийстве ваших коллег — Соснова-старшего и Людмилы Катениной. Сержант, возьмите под стражу арестованного.
Соснов сделал вид, что ничего не понял.
Сержант Григорьев снял с пояса наручники, оттеснил от арестованного своего начальника и гаркнул:
— Руки сюда!
Все в упор смотрели на Соснсва. Он медленно опустил голову и протянул руки. Раздались два легких щелчка, в доме художника лязгнули стальные браслеты.
Поезд из Иваново на Петербург уходит в десять тридцать утра. Ирина оставалась в поселке еще на три дня, а нам ночевать в Холуе больше не хотелось. Мы начали организовывать ужин на дорогу, но Борис и Владимир Катенины увезли нас к себе. Подходя к дому Владимира, мы невольно залюбовались павлинами его соседа Куливанова. Что ни говори — красивая птица.
Володина жена Галя накормила нас вкуснейшим борщом, сваренным в глиняном горшочке в русской печи, и гречневой кашей со шкварками в благодарность за то, что мы и дело справили, и ее муженька не втянули в историю, и не пришлось им ссориться с богатым соседом.
Борис Катенин, улыбаясь во все свое добрейшее лицо, принес откуда-то сверток. Развернул мешковину, и мы увидели потемневшую от времени, без ручки, русскую боевую, в зазубринах, саблю. Старое и грозное оружие.
— Вот, достал из дедова колодца. Видно, повоевала, погила чужой крови на своем веку, обороняя нашу землю. А в плену жить не захотела. Думаю, кто-то из нашего ополчения уходил от ляхов в черную годииу, дрался до последнего да и не отдал оружие иноземцам, сам смерть принял, а оружие в колодец бросил.
Борис перестал улыбаться, дурашливое лицо стало одухотворенным, возвышенным и даже показалось красивым. На вытянутых руках с поклоном протянул Граю саблю:
— Вы доброе дело сделали, возьмите на память о древнем русском поселке Холуе.
Шеф с таким же поклоном саблю принял. Вышло немного забавно. Но Грай поклонится и красному углу избы, в котором висели иконы под вышитым полотенцем да теплилась лампада. Голос Грая дрогнул, когда он ответил:
— Дай Бог, чтобы не пригодилась сабля. А уж если потребуется, то чтобы рука не дрогнула. Боевое оружие, защищавшее отечество, постараюсь не посрамить.
ebooksa