– Вы собираетесь туда поехать?
– Нет, мой дорогой друг, это
Молодая леди сообщила нам, что по понедельникам добирается в Фарнэм на поезде, который уходит с вокзала Ватерлоо в 9.50, поэтому я вышел пораньше, чтобы успеть на поезд, отправляющийся в 9.13. В Фарнэме мне подсказали, в какой стороне находится Чарлингтонская пустошь. Я безошибочно узнал место, описанное мисс Смит: с одной стороны расстилалась пустошь, с другой тянулась живая изгородь из старых тисов, отделяющая от дороги огромный парк с великолепными деревьями. Я нашел центральный вход с воротами из камня, покрытого лишайником; на боковых стойках ворот были установлены гербы, которые уже потемнели от старости и начали разрушаться. Однако, помимо главных ворот, я насчитал в изгороди несколько просветов, от которых в парк вели тропинки. Дом был не виден с дороги, но ворота и парк говорили о полной заброшенности и запустении.
Зато пустошь радовала золотыми купами цветущего дрока, сверкавшими в лучах яркого весеннего солнца. Я выбрал себе наблюдательный пункт, откуда были видны одновременно ворота усадьбы и дорога, и спрятался в густых зарослях дрока. И почти сразу на дороге показался велосипедист. Он был одет в темный костюм, и я сумел разглядеть темную бороду. Приблизившись к тому месту, где заканчивались земли Чарлингтон-Холла, он спрыгнул с велосипеда и скрылся в просвете изгороди.
Четверть часа спустя я увидел нашу знакомую, которая катила на велосипеде со станции. Я заметил, что на границе земель Чарлингтон-Холла девушка оглянулась. В следующее мгновение бородатый мужчина вышел из своего укрытия, сел на велосипед и покатил вслед за девушкой. На всем протяжении дороги и примыкающей к ней пустоши были видны только эти две фигуры: изящная девушка, державшаяся очень прямо, и пригнувшийся к рулю бородатый мужчина, следующий за ней с каким-то тайным умыслом. Девушка обернулась, заметила его и сбросила скорость. Он тоже поехал медленнее. Девушка встала. Он тоже резко затормозил, упорно выдерживая дистанцию в двести ярдов. Следующее действие девушки было продиктовано, как я думаю, внезапным порывом. Она развернула велосипед и поехала навстречу своему преследователю. Однако мужчина отличался не меньшим проворством и рванул от нее что было сил. Заставив его ретироваться, девушка снова развернула велосипед и с вызывающим видом поехала в прежнем направлении. Больше она ни разу не обернулась, будто ей было уже все равно, следует он за ней или нет. Как ни странно, мужчина тоже развернулся и снова поехал за девушкой, продолжая сохранять дистанцию. Спустя несколько минут обе фигуры скрылись за поворотом.
Но я не покинул своего убежища, а продолжал ждать, и правильно сделал, потому что вскоре бородатый мужчина снова показался на дороге. Теперь он ехал медленно, никуда не торопясь. У ворот Чарлингтон-Холла он слез с велосипеда и немного постоял в тени деревьев. Я видел, что он поднял руки и, как мне показалось, поправил шейный платок. Потом он снова сел на велосипед, въехал в ворота Чарлингтон-Холла и покатил по главной аллее к дому. Я побежал к изгороди и сквозь деревья увидел очертания большого серого особняка в тюдоровском стиле, ощетинившегося узкими каминными трубами. Подъездную аллею от меня скрывали плотные заросли кустарника, и я уже не мог видеть велосипедиста.
Тем не менее я решил, что провел утро с толком, и в отличном расположении духа зашагал обратно в Фарнэм. Местный агент по продаже недвижимости не смог сообщить ничего существенного о Чарлингтон-Холле и посоветовал обратиться в хорошо известную фирму на Пэлл-Мэлл. Поэтому, приехав в Лондон, я, прежде чем отправиться на Бейкер-стрит, заехал на Пэлл-Мэлл и сказал агенту, что хотел бы снять на лето поместье Чарлингтон-Холл. Агент ответил, что я опоздал – месяц назад его снял некто мистер Уильямсон – почтенный пожилой джентльмен. Агент был очень любезен, но больше он не смог сообщить никаких подробностей, сказав, что не в его правилах посвящать посторонних людей в дела клиентов.
Мистер Шерлок Холмс внимательно выслушал мой длинный отчет, который я представил ему уже поздно вечером, однако я не услышал от него даже скупой похвалы, на которую надеялся и которую, как мне казалось, заслуживал. Напротив, его строгое лицо приняло выражение еще более суровое, чем обычно, когда он начал говорить, что мне следовало делать и чего мне делать не следовало.
– Во-первых, Уотсон, вы выбрали совершенно неудачное место для наблюдения. Вам следовало спрятаться за живой изгородью – тогда вы смогли бы лучше рассмотреть интересующего нас человека. А так вы находились от него в нескольких сотнях ярдов и можете поведать ровно столько же, сколько и мисс Смит. Она полагает, что не знакома с этим человеком, я же уверен в обратном. Иначе зачем он так тщательно соблюдает дистанцию? Я думаю, именно потому, что не хочет быть узнанным. Вы говорите, он ехал на велосипеде, низко склонившись к рулю. Тем самым он пытался скрыть свой рост и телосложение. В этот раз вы сработали на удивление плохо. Он возвращается в дом, и для того, чтобы выяснить, кто этот человек, вы отправляетесь к лондонскому агенту по недвижимости!
– А что же мне было делать? – с жаром воскликнул я.
– Вам следовало пойти в ближайшее питейное заведение – там можно узнать все на свете. Там вам рассказали бы всю подноготную о каждом из обитателей дома – начиная с хозяина и заканчивая посудомойкой. Уильямсон! И что это нам дает? Пожилой мужчина не смог бы выдержать соперничество с молодой, энергичной женщиной. Что мы узнали из вашей экспедиции? Что девушка рассказала нам чистую правду. Я в этом не сомневался. Что между усадьбой и велосипедистом есть какая-то связь. В этом я тоже не сомневался. Дом снял некий Уильямсон. И что из того? Ну ладно, дорогой сэр, не унывайте. До следующей субботы еще есть время, к этому сроку я и сам успею кое-что сделать.
На следующее утро мы получили записку от мисс Смит с подробным описанием того, чему я сам был свидетелем, но главное содержалось в приписке:
«Надеюсь, Вы отнесетесь с уважением к моему решению, мистер Холмс. Вероятно, мне придется оставить свое место, поскольку мистер Каррузерс предложил мне стать его женой. Я уверена, что им движут глубокие чувства и благородные намерения, но я уже связана обещанием с другим человеком. Мой отказ сильно огорчил мистера Каррузерса, однако он принял его с достоинством джентльмена. Надеюсь, Вы понимаете, что продолжать у него работать мне теперь было бы крайне затруднительно».
– Похоже, наша юная леди попала в серьезную переделку, – задумчиво сказал Холмс, дочитав письмо до конца. – Дело приобретает все более интересные черты и принимает совсем иной оборот, чем обещало на первый взгляд. Я думаю, денек в тихой мирной сельской глуши мне не повредит. Я склоняюсь к тому, чтобы съездить туда сегодня во второй половине дня и проверить кое-какие догадки, возникшие у меня по прочтении этого письма.
Нельзя сказать, чтобы денек в мирной сельской глуши ему не повредил: Холмс вернулся на Бейкер-стрит поздно вечером с рассеченной губой и шишкой на лбу и в таком расхристанном виде, что вполне мог бы сам стать объектом внимания Скотленд-Ярда. Однако все эти приключения, по-видимому, доставили ему невероятное удовольствие; рассказывая о них, он от души хохотал.
– Я так мало двигаюсь, что любой вид активности для меня – наслаждение, – сказал он. – Вы знаете, что я очень уважаю старый добрый английский бокс и достиг в этом виде спорта заметных успехов. За годы моих расследований он не раз сослужил мне добрую службу. Сегодня, например, не владей я приемами бокса, я мог бы пережить страшный позор.
Я попросил его не медлить и поскорей рассказать мне все, что с ним случилось.
– Я разыскал кабачок, который уже рекомендовал вам на заметку, и попытался как бы невзначай навести кое-какие справки. Словоохотливый хозяин сообщил мне все, что было нужно. Уильямсон живет в Чарлингтон-Холле, держит небольшой штат прислуги. Кстати, борода у него седая. Поговаривают, но это только слухи, что он священник или был им когда-то. Однако, узнав о том, что происходит в поместье с тех пор, как он там поселился, я подумал, что такой образ жизни совершенно не вяжется с саном священника, и заглянул в церковное управление. Там мне сообщили, что действительно, был такой священник, поведение которого бросало тень на всю церковь. Владелец бара также поведал мне, что по выходным в поместье съезжаются гости – «горячие парни, сэр» – и особенно среди них выделяется завсегдатай этих собраний, некто мистер Вудли с рыжими усами. На этом наша беседа была прервана самим мистером Вудли, который, как оказалось, тоже был в баре и слышал весь наш разговор. Кто я такой? Что мне надо? Что означают все эти расспросы? Он разразился потоком отборной ругани, и надо сказать, что его эпитеты были весьма выразительны. В завершение своей оскорбительной речи он нанес мне сильнейший удар в челюсть, от которого я не успел как следует увернуться. Зато следующие несколько минут стали сплошным наслаждением. Окончательно его сломил мой прямой удар левой. Сам я, как видите, остался почти невредим, а мистера Вудли отвезли домой в коляске. Вот так закончилось мое путешествие в сельскую глушь, и должен признаться, что, несмотря на полученное удовольствие, мой визит на территорию, граничащую с Сурреем, принес так же мало пользы, как и ваш.
В четверг мы получили новое письмо от нашей клиентки.
«Полагаю, Вы не слишком удивитесь, мистер Холмс, – писала она, – узнав, что я покидаю дом мистера Каррузерса. Даже высокая плата не может заставить меня примириться с тем душевным дискомфортом, который я постоянно испытываю в моем теперешнем положении. В субботу я уезжаю в город и больше сюда не вернусь. Мистер Каррузерс получил лошадей и коляску, так что в этот раз мне не грозят никакие опасности, если они вообще не были навеяны моим воображением.
ebooksa