Второгодник

Ибн Сина с наличными никак управиться не может, начал что-то путано объяснять о королевском казначействе, куда он направит запрос, а им нужно записаться на приём, потом… ребята переглянулись и отлучились на четверть часа. Привели к виртуальному учёному персу Алика, знакомого торговца, тот обязался снабжать госпиталь всем необходимым по заявкам приложения на сумму в тридцать четыре миллиона реалов – Алику деньги и передали. Купец ограничился маржой всего в десять процентов, дело-то благородное, по просьбе друзей, и самое главное, приложения не вымогают откатов. Само приложение тоже было очень довольно – спонсорская помощь в натуральном выражении не учитывается бухгалтерией и не может сказаться на будущем бюджете – чиновники в казначействе как раз откаты очень любят и только и придумывают поводы для его сокращения.

Вот тепло простившись с приложением и Аликом, Жека с Лилей и Джонни с Лёлей на космическом такси отправились на транспортный корабль, а на нём посредством регулярного пробоя переместились в систему Академии. Едва вышли из автобуса, прямо на остановке позвонили Луи. Он был занят с кадетами, попросил перезвонить через час. Не обременённые багажом и заботами парни повели девчат в таверну.

В этот раз наёмники их охотно узнали, широко улыбались, хлопали по спинам, смеялись даже. Немного раздражала фамильярность наёмниц, они через одну гладили ребят по шершавым головам и говорили, что им так очень идёт. Только-только проступила щетина, у Джонни, как была, рыжая, а у Жеки отчего-то белая.

Парни удивлялись, отчего волосы принялись расти только на головах и нигде больше, даже на подмышках!? Не то, что было очень надо, просто это вызывало смутные подозрения, хотя спасибо, конечно, что и Джону подлечили голову, не только Жеку сделали в принципе натуральным блондином, как Ильяс. Ибн Сина что-то объяснял про хромосомы, нарушились из-за радиации, они сделали вид, что всё-всё поняли и поверили.

Так вот, коротенькие, миллиметра два-три в длину волосы топорщились, кожа чесалась, парням бы сразу руки оторвали, а от девушек приходилось терпеть. Лиля и Лёля одним только выражением лиц не позволяли посторонним гладить их более одного раза, зато сами, прямо сказать, злоупотребляли положением. Потому в таверне, едва освободилось место у пианино, послали обеих сразу демонстрировать таланты.

Девчата заиграли в четыре руки какую-то популярную земную классику, собрание одобрило их аплодисментами. Жека и Джон хлопали особенно яростно и требовали ещё, пока не принесли стейки. Тогда, само собой, позвали девчонок, чтоб самим всячески ухаживать и заодно проникаться культурой. Ребята, узнали, например, что кормить девушку с ножа в приличном обществе вообще не принято, а вилку нужно держать левой рукой. Жека и Джон малейшее неповиновение пресекали поцелуйчиками, девочки смущались и всё безропотно сносили.

С одной стороны к ним во время столь неформального общения не лезли приятели, поглядывали парни завистливо, восхищённо, девушки укоризненно или возмущённо их поведением. Главное, что ребятам самим это доставляло чистую радость. Они наслаждались честно заслуженным положением. Как это происходило у Джона с Лёлей, Жека не знал, и спрашивать не собирался – в глазах друга увидел отражение той бездны счастья, что переполняло его самого.

То, что она сказала… главное, почему она это сказала… Он тогда сел на кровать рядом, обнял её за талию и принялся осторожно целовать, просто целовать – он так этого ждал! Растягивал удовольствие, делал томительные паузы, довёл бедняжку до исступления, фактически до истерики. Будто знал или чувствовал, очень нежно, осторожно приступил к основному блюду и чуть с катушек не съехал, получив подтверждение своего внутреннего убеждения – девушка девственна.

Что-то понимать Жека начал только под утро… когда стал способен вообще хоть на какие-то рассуждения. Лиля плакала, гладила его по голове и рассказывала. Их готовили к роли игрушек, учили быть готовыми ко всему, тренировали эмоции, терпение. Она была уверена – её просто возьмут. Скажут задрать подол или завалят на койку – неважно. Это следовало просто пережить, и она переживала тысячи раз в воображении.

А Жека… сволочь! Пусть ей не полагалось испытывать эмоции, когда он лапал её, кормил с ложечки, вытирал лицо и так, зараза на неё смотрел! Всё время смотрел… и просто уснул рядом, бесчувственная скотина!

Его накрыло волной нежности, жалости, он целовал её лицо и шептал, - прости, прости…

Жека терзался виной. Да, не он сделал такое с этой несчастной девочкой, он всего лишь вёл себя с ней по-людски, а получил… ему казалась унизительно незаслуженной такая награда просто за то, что не был скотиной. Но сделать-то уже точно ничего нельзя, Лиля его девочка, его э… ладно, пусть заслуженная награда.

Ребята обнимали девчонок, кормили с ножей, вилок или просто руками, болтали, смеялись, попросту наслаждались молодостью, жизнью. Резко пропищал коммуникатор – взрослая жизнь сама напомнила о себе. Луи сказал, что ждёт их через пять минут в кабинете. Парни сразу подобрались, за две минуты приняли подобающий бравым пилотам вид и повели девочек знакомить с учителем. Вообще-то, по представлениям их мира, в таких случаях полагалось знакомить с родителями, но уж раз так сложилось…

Ребята зашли в кабинет, Луи судорожно убрал ноги со стола, сел ровно.

Жека и Джон поздоровались, Жека сказал, - а это Лиля.

Лиля проговорила, - здравствуйте.

Джон представил Лёлю, она тоже сказала «здравствуйте». Ребята подвели девочек к столу, по-джентльменски усадили в кресла. Луи молча разглядывал девчонок, парней, Джон с Жекой почтительно ждали.

Наконец, Луи сообразил, что от него требуется как-то реагировать, - вот ведь нихе… э… то есть… гм… здравствуйте, конечно, э… очень приятно…

Жека предпринял первую попытку объяснить Луи, зачем привели этих девчонок в кабинет директора компании, о которой в СЕМе знать-то положено лишь некоторым:

- Они с нами теперь.