— Пусть только попробуют его тронуть! У меня мать болела, так он к нам в лачугу пришел, принес курицу и вина!
— А меня он как-то спас от лап ищеек! — прозвучал чей-то хриплый голос.
— А какой красавчик! — вздохнула одна из девиц с пистолетом в руках.
— Тихо! — распорядилась Като.
Дамы замолчали, но ненадолго: кое-кто из знавших шевалье де Пардальяна снова начали вполголоса рассказывать о его доблестях.
Като решила построить свою армию в боевой порядок: впереди встали тс, кому удалось раздобыть огнестрельное оружие; потом — те, у кого оказались шпаги, кинжалы, палки; в арьергарде были безоружные. Сама трактирщица сжимала в руках огромный кинжал.
— Внимание! — повысила голос Като. — Как только дверь откроется — все за мной!
Воцарилось безмолвие. Перед женщинами высилась мрачная громада тюрьмы Тампль. Вдруг далеко, очень далеко зазвонил колокол, потом еще один…
— Набат! — прошептала старая нищенка.
— Где это? — пробормотала Като. — Из-за нас, что ли?
А колокола гудели все громче. Звонили во всех храмах Парижа. Выстрелы из пистолетов и аркебуз взорвали тишину ночи. Воинство Като заволновалось; тревога угрожала перерасти в панику. Однако вместо этого она внезапно переродилась в ярость. С гулом колоколов, далекими воплями и треском выстрелов слились ругательства и проклятия. Потрясая оружием, женщины подняли такой крик и ор, какой бывает лишь во время базарной перебранки. Но тут распахнулась низкая дверь, и выглянули Руссотта с Пакеттой.
— Вперед! — скомандовала Като.
— Вперед! — рявкнули триста глоток.
— Сюда! — крикнула Пакетта.
Вся армия ринулась в дверь, которую Руссотта с Пакеттой отперли изнутри.
— Ключи у меня! — предупредила Пакетта.
— А солдат мы заперли! — добавила Руссотта.
— Скорей, скорей! В камеру! — торопилась Като. — Куда идти-то?
— Через двор!
Женщины выбежали в узкий дворик, который сразу заполнился гулом голосов.