— Монсеньор, я должен сообщить вам, что Париж находится в страшном волнении.
— И ты туда же!.. Ты прекрасно дополнил Бюсси — впрочем, как и тогда, на крыльях мельницы.
— Сир, — сказал Менвиль, — о, простите, я хотел сказать — монсеньор…
— Отлично! — прошептал с восхищением Моревер. — Я до этого не додумался!
— Немного терпения, Менвиль, — широко улыбнулся Гиз: ведь на лесть, какой бы грубой она ни была, падки все, от ребенка до короля.
— Он просто немного торопит события! — воскликнул Моревер, который не хотел отставать от Менвиля.
— Монсеньор, — продолжал Менвиль, — я не знаю, что такого сказал вам Бюсси, что я выгляжу всего лишь его дополнением, однако мне доподлинно известно, что парижане…
— Знаю, — перебил Гиз, — они требуют короля.
— Короче говоря, — сказал Менвиль, — наших парижан обуяла жажда… а чтобы утолить подобную жажду, нужен напиток красного цвета. Когда парижане принимаются шуметь, утихомирить их может только кровь.
— Так пусть им дадут ее! — заявил Гиз. — На завтрак им подадут девиц Фурко…
Он замолчал. Все новости, последовательно поступавшие к нему от Бюсси-Леклерка, Менвиля и других, приходивших раньше, указывали на то, что настало время принять решение. Но именно к этому-то он еще и не был готов.
Облекая свои предупреждения в шутливую форму, придворные указывали ему на опасность, но он никак не хотел ее видеть! Гиза охватила та сокрушительная страсть, которая не дает передышки. Впрочем, его договор с Екатериной Медичи обязывал его не ускорять события. Он поклялся терпеливо ждать смерти Генриха III. И в этом терпеливом ожидании, так беспокоившем дворянство и удивлявшем Париж, он видел не только способ добиться трона без кровавых потрясений, но еще и возможность отыскать и вернуть Виолетту, о которой он мечтал день и ночь. Вот почему Гиз оставался глух к просьбам придворных и крикам парижан.
Весь этот день сомневающегося в себе и мучающегося от любви Гиза занимала еще одна мысль — мысль о мести. События на Гревской площади вновь свели его с Пардальяном, о котором еще с Варфоломеевской ночи он сохранил самые ужасные воспоминания. Теперь же этому наглецу Пардальяну удалось нанести ему удар, который может оказаться смертельным.
Люди герцога обшарили всю мельницу, весь домишко мельника, они рылись в саду, они сверлили стены, но не нашли никаких следов мешков с деньгами, которые, однако, существовали!.. Значит, Пардальян увез деньги… Зачем?.. С какой целью?.. Может быть, он сам завладел столь огромной суммой?
Как бы там ни было, но Гиз был обманут, обворован!.. И где сейчас находится этот треклятый шевалье? Как его отыскать? Моревер утверждает, что он еще в Париже. Но это наверняка всего лишь предположение!
Когда Менвиль заканчивал свой рассказ, а Гиз погрузился в свои невеселые мысли, в кабинет в третий раз вошел лакей и передал герцогу письмо. Изучив подпись и, без сомнения, узнав ее, Гиз поспешно сломал печать. И тут трое его приспешников увидели, как на его мертвенно бледном лице появилась слабая улыбка, и услышали шелестящий шепот:
— Мы его поймали!..
Это было письмо Фаусты! Фауста, со слов Клодины де Бовилье, сообщала, что Пардальян и Карл Ангулемский находятся в Париже.
«Завтра, — писала принцесса в конце, — завтра я укажу вам точное место, где вы сможете схватить этого человека».
— Ты говорил, — рассмеялся Гиз, — что твой дружок Пардальян все еще в столице?
ebooksa