– А для чего? – Освальд пожал плечами. – Рассказывай. Мне все знать нужно.
– Ты это, мил-человек, не серчай. Как тебя звать-то?
– Освальд меня зовут, староста…
– Cкырк я, значит. Так это, ты не…
– А я и не серчаю, все понятно вроде как.
– Убьешь поганца этого, а? А мы тебе даже, слышь, скинемся.
– Его б найти сначала, а мне даже непонятно как он выглядит. Так сильно досадил что ли, чтобы убивать? – Освальд покосился на мигом появившийся рядом кувшин, из широкого горлышка явственно тянуло темным пивом. – Он останавливался здесь?
– Да… – Скырк снова почесался в бородище. – Досадил…Отсюдова оно все и пошло дальше. За то нас некоторые соседи теперь и не любят. А мы, что, знали чтоль, каков он человек? Пришел в бурю, мокрый, голодный, холодный. Зуб на зуб не попадался, одет в отрепье какое-то, разве что баба с ним хороша показалась, да…
– Какая баба? – Освальд отхлебнул из кружки предложенного пива.
Прислушивающиеся к разговору «ребятишки», все-таки пододвинувшиеся поближе, одобрительно зацокали языками. Видно, что спутница некроманта рыбаков впечатлила. Интересно.
– Она тоже холодная, голодная и мокрая была?
– Ну, а как еще то? – Скырк повел широченными плечами. – Насквозь вся вымокла.
– Да и ладно… – Охотник доел, наконец-то, камбалу. Облизал пальцы и вытер светлым и чистым полотном с вышивкой. Рыба оказалась безумно вкусной. – Так как он выглядел?
– Да, как сказать-то… так, не шибко крупный, хотя и высокий, да… – староста поскреб толстым желтым ногтем нос. – Волосищи длинные, жидкие, белые. Одет в какой-то костюм навроде нашего, что из кожи шьют, только старый и дырявый. Плащ, черный такой, явно дорогой был поначалу, с шитьем, да, золотым.
– Особые приметы какие-то?
– Да баба эта его, какая тут еще примета? Одета как портовая шлюха, а один наш сунулся, так она ножик выхватила откуда-то, и располосовала его. Другого, что на помощь кинулся, ногтями по шее прошлась, как кошка. Тот и помер.
– Которого ножом она пырнула? – Освальд прикинул, что встречать в телохранителях девицу ему еще не доводилось.
– То-то и оно, мил человек… – староста помялся, – Что которого ногтями полосанула, значит, тот и помер, Рагул, точно.
Освальд покачал головой. Интересные дела…
– Лекарь наш его посмотрел, когда Рагул уже и не узнавал никого. Разнесло ему шею, как бревно стала, воняла, почернела. Заражение, как бывает, если за крючок невычищенный зацепишься, а на нем кусок угря остался, пузырь там, али еще чего похуже.
ebooksa