— Итак, слушайте внимательно, — говорил Натэр немного захмелевшему Астрову: — Все, что я скажу, может показаться нелепым, странным, утопичным. Но не перебивайте, не удивляйтесь и слушайте. С некоторого времени я почувствовал в себе присутствие другого незнакомого человека, который совершенно не считается с моими желаниями и деспотически заставляет меня делать все то, чего я не хочу. Никакого психоза здесь не может быть, так как я совершенно здоров. Я потерял себя, и этот второй человек сделался мной. Однажды, когда он заявил о своем присутствии, я был совершенно один в моем кабинете. Сгущались сумерки. Я подошел к зеркалу взглянуть на себя и почувствовал неописуемый страх: в нем отражалось другое лицо, уродливое, каменное, звериное. Я потрогал его руками, и пальцы мои нащупали звериные челюсти, маленький, покатый лоб, плоский нос. И с тех пор каждый вечер, каждый вечер…
— Любопытное явление, — пробормотал Астров.
— Когда я увидел вас, я подумал, что вы могли бы, если не побоитесь, наскоро зарисовать лицо этого человека… Мне кажется, тогда он оставит меня… Я заплачу вам очень хорошо.
— Уверены ли вы, что лицо ваше меняется?
— Совершенно. Когда устроим сеанс?
— Хоть завтра.
— Только заметьте, что вы должны приехать ко мне до девяти часов вечера; лучше всего часов в семь… согласны? Тогда же поговорим и об условиях вознаграждения.
Астров ехал домой на Васильевский остров в нанятом его необычайным клиентом автомобиле и думал:
— Сомнения нет: маньяк или просто сумасшедший. Странно только, что производит впечатление здорового человека.
Невольно мысли художника потекли по совершенно новому руслу:
— Почему маньяк? Может быть, метаморфоза Натэра совершенно реальна. Какой-то философ сказал, что постоянная осязаемая внешность вещей — обман, и что под нею скрывается подлинная сущность — вещь в себе. Вообще, он странный человек, этот Натэр.
Утром, едва Астров встал, его позвали к телефону.
— Здравствуйте, г. Астров, — говорит Натэр. — Не забудьте того, о чем условились вчера. Итак, в 7 часов вечера.
Астров повесил трубку и возвратился в комнату.
— Ужасно глупо все это, — думал он с кислой миной, прожевывая плюшку и запивая чаем. — Галлюцинации какие-то преследуют человека, а ты изволь писать с них. Чистейший вздор.
Но в семь часов вечера Астров надел новый костюм и поехал к Натэру. Натэр занимал квартиру на Разъезжей, в бельэтаже большого нового дома. Он сам открыл дверь и, заметив легкое удивление в лице Астрова, сказал:
— К этому времени я всегда отсылаю прислугу.
Он ввел Астрова в гостиную, поразившую художника большим вкусом обстановки, сел в кресло и, подвинув художнику другое, предложил папиросу.
Несколько мгновений они курили молча.
Молчание нарушил Астров: