Антология русской мистики,

22
18
20
22
24
26
28
30

Вдруг мне почудилось едва уловимый ее вздох и полувнятный шепот:

— Ты мой? Ты ведь мой?

Темный страх охватил мое сердце. Постыдная слабость мною овладела. Сознание мое затуманилось. И тотчас же, как только погасла моя воля, голова графини тихо склонилась, закрылись ее глаза, и вдруг стало очевидным, что она уж не проснется никогда.

Я упал на колени, я приник губами к ее мертвой руке, не зная, что делать.

— Проснись! Проснись! — шептал я сумасшедшие слова, но я уже не верил в то, что она проснется.

Шатаясь, я едва добрел до двери и позвал хозяйку. Но, к моему удивлению, передо мною стоял Джемисто.

— Ага! Вы не уехали! — сказал я, не подавая ему руки.

— Сеньор! — пробормотал он, не обращая внимание на мое восклицание. — Не возьмете ли вы себе на память собачку графини? Я, право, не знаю, что с нею делать…

У его ног в самом деле вертелась Диу-Миу — та самая японская собачка, которая повсюду следовала за своей хозяйкою.

— Я беру ее, — сказал я рассеянно, и она, как будто угадав мою мысль, бросилась за мною и прыгнула в мой экипаж, когда я вышел из дома.

Я во всем признался моей жене. Всю ночь я стоял на коленях перед нею и говорил бессвязно о наваждении, о любви и о смерти.

На рассвете я ушел в мою комнату, и за мною вбежала Диу-Миу, которая странными, все понимающими глазами посматривала иногда на меня. Мне не пришлось заснуть и утром. Едва сомкнулись мои глаза, как я услышал слабое повизгивание Диу-Миу. Я посмотрел на нее. Она была в ужасном смятении. Ее расширенные глаза были устремлены на портьеру. Хохолок дрожал на голове. Она явно чувствовала чье-то присутствие за порогом комнаты. Я молча наблюдал за нею. Вдруг поведение ее изменилось. Недоверчивое и пугливое повизгивание сменилось негромким радостным лаем. Она бросилась к кому-то невидимому, кто вошел в комнату. Она ласкалась к нему. Она терлась у чьих-то незримых ног. Ее кто-то ласкал привычною рукою.

Я не смел дышать от ужаса. И эти галлюцинации собачки продолжались не менее часа, пока солнце не залило комнату своим все побеждающим светом. На другой день Диу-Миу пропала. Я искал ее и делал публикации в газетах, обещая нашедшему щедрое вознаграждение, но тщетно.

Мы уехали с женою в Россию. Я люблю мою жену нежнее, чем прежде. Но мы живем теперь как брат и сестра. А когда в минуту страсти я стою на коленях и говорю моей жене "люблю", я слышу чей-то тихий голос: "Ты мой! Ты ведь мой?" — И тогда я — неверный — не смею целовать ноги моей верной жены.

Константин Аксаков

«Облако»

Был жаркий полдень, листок не шевелился, ветер подувал то с той, то с другой стороны. Десятилетний Лотарий медленно выходил из леса. Он набегался и наигрался вдоволь. В руке у него был маленький детский лук и деревянные стрелы. Пот катился с его хорошенького, разрумянившегося личика, оттененного светло-русыми кудрями. Ему оставалось пройти еще целое поле. С каждым шагом ступал он неохотнее и, наконец, бросился усталый на траву отдохнуть немного. Лотарий поднял глаза кверху, где ослепительным блеском сиял над ним

безоблачный голубой свод со своим вечным светилом. Скоро эта однообразная лазурь утомила взоры ребенка, и он, поворотившись на бок, стал без всякой цели смотреть сквозь траву, его скрывавшую. Вдруг ему показалось, что на небе явилось что-то. Лотарий поднял глаза: легкое облачко неприметно неслось по небу. Какое хорошенькое облачко! Как отрадно показалось оно ему в пустыне неба. Облачко достигло до середины и как будто остановилось над мальчиком, потом опять медленно продолжило путь свой. Лотарий с сожалением смотрел, как облачко спускалось все ниже, ниже, коснулось земли, как бы опять остановилось на минуту и, наконец, исчезло на краю горизонта. В небе опять стало пусто, но Лотарий все смотрел вверх. Он ждал, не появится ли опять милое облачко. В самом деле, через несколько минут (благодаря переменному ветру) показалось оно опять на краю неба. Сердце у Лотария сильно забилось: облачко сделалось уже как бы ему знакомым. Ему даже показалось, что оно имеет человеческий образ, и он еще более стал всматриваться. Облако подвигалось так тихо, как будто не хотело сходить с неба, и, казалось, медлило. Лотарий долго еще любовался им; но другое большое облако поднялось, настигло легкое облачко, закрыло собою и исчезло вместе с ним на противоположном конце неба.

Крик досады вырвался у Лотария.

"Проклятое облако, — сказал он, — теперь, Бог знает, увижу ли я опять свое милое облачко!" Лотарий встал и пошел домой, в большой досаде. Следующий день был так же хорош. Лотарий пошел на то же место, в тот же час, но ничего не видал. Вечером, перед закатом солнца, сидел он над прудом. Широкое пространство вод отражало в себе чистое небо, и ребенок задумался. Вдруг он видит в воде, что что-то несется по небу. Каково ж было его удивление и радость, когда он узнал свое милое облачко! Он не смел отворотить глаз от пруда, он боялся потерять мгновение. Лотарий еще явственнее различал в облачке вид человека. Ему показалось теперь, что видит прекрасный женский образ: распущенные волосы, струящаяся одежда… и все более и более вглядывался Лотарий, и все явственнее и явственнее становилось его видение. Облачко достигло конца горизонта и исчезло. Лотарий ждал, не вернется ли оно, но облачко не возвращалось.