Зюзя. Книга первая

Глава седьмая

Меня приволокли в абсолютно пустое помещение без окон, обыскали, бесцеремонно забрав нож с ремнём и прочими карманными безделицами, а потом один из конвойных сказал:

– До утра тут посидишь. Сейчас вечер, кузнец уже свои дежурные сто грамм принял, отдыхает. Советую поспать, – дверь закрылась, послышался лязг засова. Наручники снимать, естественно, никто не стал.

Время в темноте тянулось долго. Алкоголь сделал своё гаденькое дело – уже через пару часов нудного пребывания в полной темноте накатила сильная жажда, наждачной бумагой скребущая горло. Я сделал несколько попыток позвать кого-нибудь, однако успехов мои потуги не принесли.

Попробовал заснуть, привалившись спиной к стене. Лучше бы этого не делал – только задремал, как неаккуратным движением навалился на браслеты и послышался двойной щелчок. Механизм сжал мою правую руку, не слишком больно, но конечность постепенно стала неметь и ныть. Опасаясь допустить такую оплошность повторно, пришлось лечь на живот, и в такой неудобной позе коротать оставшиеся до визита к железных дел мастеру часы.

Так и не заснул, встретил похмелье лицом к лицу, изнывая от желания выпить всю воду в реке, расправить затёкшие руки и приложить к больной голове что-нибудь холодное. Много о чём размышлял, стараясь отвлечься, много о чём вспоминал. Даже план побега пытался разработать, но пока слишком мало данных, пришлось – бросить эту затею, до срока. Зато успокоился и взглянул на сложившуюся ситуацию без эмоций.

То, что я в глубокой ж…, и так понятно. Зато Зюзя на свободе, припрятанное за мостом оружие, думаю, не найдут. Уже хорошо. В добермана я верил – она людям не слишком доверяет, помнит о своём тварном происхождении, а значит, просто так на открытое место не высунется. Надеюсь, будет ждать меня тех кустах, где мы расстались, сколько сможет.

Что же, побуду сговорчивым и покладистым, не создающим проблем – таких все любят. А там посмотрим, кто хитрее, в любом случае сбегу.

Те же самые мужики, что притащили меня из-за богатого стола в это узилище, утром без церемоний подняли мою тушку с пола и потащили на улицу, предварительно накинув мешок на голову. Странная мера, однако я решил промолчать и не лезть до поры с расспросами.

Минут через двадцать неспешного хода меня втолкнули в жаркое, пахнущее целой палитрой горячих запахов, помещение, сняли пыльную тряпку с лица, и стало понятно – это кузница. У горна стоял низкий, бочкообразный человек с одутловатым лицом и бегающими глазами. Ему явно был неприятен я, мои сопровождающие и дело, которым ему предстоит заняться.

– Сапоги с портянками снимай, портки тоже, – буркнул он, не забывая что-то помешивать в огне.

Пришлось подчиниться. Прыгая на одной ноге, цепляясь носком за каблук, кое-как стянул обувь, затем добавил к ней не самые свежие и уже весьма пахучие обмотки. И всё это пришлось проделывать со скованными за спиной руками. Мои просьбы о том, чтобы снять, или хотя бы ослабить наручники, были попросту проигнорированы. Лишь со штанами немного помогли, расстегнув верхнюю пуговицу.

Пить, как ни упрашивал, тоже не дали, а попытка попасть хотя бы в уборную по естественным надобностям была встречена смехом и тупой рекомендацией использовать собственные трусы не по назначению. Уроды, одним словом, эти конвойные. Приходилось терпеть из последних сил.

Между тем кузнец притащил ножные кандалы. Интересная конструкция – на примерно полутораметровой цепи с звеном в палец толщиной и довольно увесистой даже на вид, находились массивные стальные браслеты с отогнутыми отверстиями под болт или замок.

Без лишних сантиментов мою ногу задрали на наковальню, надели оковы, и в два удара попросту заклепали их. Тепло раскалённого металла передалось коже и стало понятно – будет ожёг. Так же поступили и со второй ногой. И лишь только тогда сняли наручники.

– Пошли, – скомандовали мне. Я, с остервенением разминая затёкшие запястья и плечевые суставы, оделся, подхватил сапоги и опять, стиснув зубы, повиновался.

Идти было очень неудобно. Цепь, чтобы не волочилась по земле и не стягивала брюки вниз, пришлось взять в руки, в добавку к обуви. Передвигаться стало легче, однако теперь тяжёлые звенья немилосердно били по ногам с каждым пройденным шагом. Весила эта каторжная сбруя килограмм пятнадцать – семнадцать. Хитро придумано – бежать и неудобно, и тяжело; даже при огромном желании быстро двигаться не получится.

Вторым этапом моего, в кавычках, путешествия, стал коровник, легко узнаваемый по характерной архитектуре и неповторимому запаху. Точнее, не само жильё для крупного рогатого скота, а пристройка к нему. Внутри она оказалась разделена массивной стальной решёткой на две половины – в одной стояли несколько двухъярусных кроватей, стол со стульями, тумбочки, а в другой прямо на земляном полу валялись старые, засаленные тюфяки, имелось ведро с кружкой, в углу сиротливо стояла прикрытая фанеркой параша. По обе стороны разделяющей помещение конструкции были люди. Тут – чистые, сытые, бодрые. Там – грязные, лохматые, лежащие вповалку, поголовно без обуви. Меня поместили именно ко вторым, придав пинком пониже спины ускорение в открывшуюся дверь решётки.

Конвоиры передали находящимся на «чистой» половине троим, как я догадался без особых проблем, надсмотрщикам какую-то бумажку и отправились восвояси с видом людей, сделавших большое и важное дело.

Встретили меня тут молча, здесь царил сон. На моё приветствие лишь один из вразнобой храпящих собратьев по несчастью что-то вяло буркнул, перевернувшись на другой бок.