Дело в трупах. Когда эпидемия только началась и человечество стремилось всеми силами сохранить привычный уклад жизни, покойных традиционно везли в морги. Но места там закончились практически мгновенно. Тогда, по распоряжению гражданских администраций, для хранения тел по пути к местам захоронений, было решено использовать промышленные холодильники, в которых раньше держали рыбу, мясо и прочие продукты низкотемпературного хранения. Но и их хватило ненадолго. Нет, не заполнились по самое некуда – закончились те, кто собирал умерших по безумным городам. Они ведь тоже были живые люди и также болели и умирали.
Отбросив условности, остававшиеся в живых начали складировать своих мертвецов штабелями прямо во дворах многоэтажек, устраивая по мере наполнения погребальные костры. Многих спалили, многих нет – просто некому было совершить последний обряд. Гниющие трупы огромными кучами лежали практически везде, издавая зловонный смрад и привлекая всевозможных падальщиков.
Мне довелось в самом начале моей дороги зайти в один из бывших областных центров. Всюду кости, черепа, игрушки. Именно игрушки пробрали меня до дрожи в коленках. Даже когда всё рушилось на глазах, детям старались в последний путь положить в ручки любимого мишку или зайку, словно в загробной жизни они им могли пригодиться. Помню, как стоял перед выбеленной солнцем и ветром, практически растащенной горой останков, и, не отрывая взгляда, смотрел на то, что когда-то было детской головкой и лежащий рядом маленький, ржавый грузовичок без колеса.
Да, я привык к смерти, к трупам, к осознанию того, что каждый день может быть последним. Но вот к запросто валяющимся по улицам мёртвым детям привыкать не хочу. Странность это или чудачество – я не знаю, однако с тех пор в города не суюсь, да и нет теперь городов – могильники одни…
От реалий жизни не убежишь. Первое, что я увидел, войдя во двор, при слабом свете от висящей тут же, у ворот, лампы со свечой – труп ребёнка, обильно залитый свежей кровью. Присмотрелся – и мне стало дурно. Это был мальчик лет семи. На месте горла зияла огромная рваная рана, на руках отсутствовали клочья мяса, обнажая кости в сразу в нескольких местах. Его, судя по кровавому следу, явно выволокли из двухэтажного, с узенькими окнами, дома.
Бешено заколотило в груди сердце, в висках стучали молоточки, наполняя окружающий мир ватной тишиной, дыхание спёрло. С трудом оторвав взгляд от мёртвого, я взял лампу-фонарь и позвал Зюзю. Ей явно не хотелось заходить – пришлось настоять.
– Идём вместе. Осматриваем всё и всех. Если учуешь выживших – сразу говори, попробуем спасти.
… Люди умерли во время ужина. На добром, на совесть сделанном из тяжёлого дуба столе, стояла неизвестно как уцелевшая и ещё парившая ароматом свежести тёплая супница с похлёбкой. А вокруг, среди раскиданных мисок, ложек, потёков еды и затоптанных ломтей хлеба, в собственной крови лежали люди. Все в каких-то ломаных, противоестественных позах. Мужчина в возрасте, две женщины помоложе и две девушки лет по семнадцать. Даже при слабом свете свечи в лампе было видно, что у всех покойников были обглоданы лица и конечности. Но если бы только это! У каждого убитого вдобавок оказались выгрызены животы, к этому моменту уже успевшие заполниться отвратно пахнущей смесью человеческих отходов, желчи, тёмно-бурых кровавых сгустков. Как меня не вывернуло от такого зрелища – сам не знаю.
–
Обычно брезгливая, на дух не переносящая всё липкое, склизкое и мокрое, Зюзя метнулась, слегка оскальзываясь, к одной из девушек прямо через лужу её собственной, блестящей от мерцающего свечного света, крови. За собакой поспешил и я. Стараясь не вглядываться в месиво лица с вытекшим глазом и объеденными губами, демонстрирующее молодые, крепкие зубы, приложил пальцы к артерии на шее. Не ошиблась моя подруга – пульс еле-еле пробивался, затухая. Не жилец девочка, не жилец… И помочь ей ничем нельзя!
Так, в полном молчании, неизвестная мне молодая, которой жить да жить, девушка скончалась. Хорошо, что в себя, бедолага, не пришла. Иначе пришлось бы оказывать милосердие – добить, чтобы не испытывала муки. Отказывать в таком нуждающемуся в облегчении страданий человеку – последнее дело, но и выполнять, отпуская душу на свободу – хуже некуда…
Плюнув на скрытность и оставляя сапогами багровые следы, в дополнение к волчьим, приступил к тщательному осмотру дома. Я уже понял, что произошло нападение тварей, теперь мне очень хотелось разобраться – как это произошло. Начал с мужчины. Он молодец, постарался подороже продать свою жизнь. В его руке стальной хваткой был зажат длинный кухонный нож, покрытый кровью и волосками. Чьими – при таком отвратительном свете не разобрать. Однако гадать не пришлось – ответ лежал рядом, оскалив клыки в предсмертной агонии. Это был здоровенный, дымчато-серый кот с распоротым брюхом. Его мужчина зажал в другой руке, не выпустив даже после смерти. Сустав кисти покойника явно пытались перегрызть, изрядно его при этом изжевав, однако ничего у тварей не вышло. Даже удивительно, обычно хищники с такой проблемой справляются на раз-два, видимо что-то помешало им закончить начатое.
Скорее всего, именно этим и объясняется наличие дохлой кошачьей тушки. Как правило, четвероногие твари забирают своих раненых и павших с места сражения. Что они потом со своими мертвецами делают – я не знаю. Скорее всего бросают или прикапывают где-то в тихих местах, нашёл же я останки волка в своё время. Но это всего лишь мои домыслы…
Женщины с девушками погибли без боя, прямо за столом. Атака была стремительной и не оставляла людям никаких шансов на выживание.
Больше трупов тварей мне не попалось, зато удалось разобраться, как они проникли за забор. Калитка, оборудованная добротным засовом, была явно закрыта на самый обычный крючок, прикреплённый чуть выше. Обычная человеческая безалаберность. Жили в спокойствии – вот и поленились на ночь запереть как положено. Или мальца послали – а он в детской спешке не стал ворочать мощный брус, только ограничился накидной железкой, которая даже от лёгкого тычка выскакивает из паза, предоставляя проход всем желающим. Теперь правды уже не узнать, да и зачем? Результат налицо, остальное на совести кого-то из покойных.
Скорее всего, кот как-то перебрался через ограждение, открыл калитку – тут сразу вспомнилась Зюзя, ловко открывающая аналогичный вход на базу, и впустил стаю во двор. Дальше дело техники – ребёнок по какой-то нужде выходил во двор, твари мгновенно воспользовались ситуацией. Ворвались, учинили резню…
Ничего в этом доме я для себя брать не стал, только затушил последнюю, неуютно потрескивающую фитилем, свечу в общей комнате. Остальные уже погасли, оставив от себя лишь восковые огарки. Как пожар не случился во время нападения при всеобщей свалке – уму непостижимо! Горькое везение – ничего не скажешь. Уберечь дом, пусть и без умысла, от красного петуха и погибнуть самим.
Уже собирался уходить, когда в голову неожиданно пришла мысль оставить сообщение для Фролова. Написать о том, когда и что обнаружил и объяснить причину кровавых следов, чтобы голову не ломал. Поразмыслив – отказался. Разбирайтесь без меня…
Найдя во дворе ведро с водой долго, тщательно отмывал сапоги. Вряд ли смыл всю кровь с них, однако запах должен сильно уменьшится. Кто знает, где сейчас напавшие твари и не шляются ли по близости другие? Зюзя, конечно, предупредит, однако и самому поостеречься надо.
В полном молчании мы вернулись к месту нашей первоначальной лёжки – закутку под перроном. За всю дорогу четвероногая не произнесла ни слова, сам с расспросами не лез. И лишь когда я, совсем отчаявшись уснуть после увиденного, заворочался, она спросила:
ebooksa