— Благодарю вас, — отвечала пожилая дама, успокоенная благовидною наружностию Петра Ивановича, — и с удовольствием пользуюсь вашим предложением. Мы живем недалеко…
Все трое шли по Невскому в направлении к Морской, продолжая разговор.
— Как видно, — сказал Петр Иванович, обращаясь к старшей из своих дам, — вы, сударыня, вовсе не знаете Невского проспекта, если решились идти в такую пору одни… Здесь бывают странные сцены…
— Но представьте себе наше положение: по выходе из театра мы полчаса стояли в коридоре, ожидая своего экипажа, человек, которого мы послали отыскать его, тоже не возвращался к нам. Поэтому мы решились идти домой одни, не думая, впрочем, встретиться с каким-нибудь нахалом.
— Если вам угодно, я теперь же, проводив вас до квартиры, «наведу справку» о вашем экипаже и завтра буду иметь честь представить ее вам.
— Не трудитесь, прошу вас; но завтра все-таки доставьте нам удовольствие видеть вас… Ведь вы позволите нам узнать, кому мы обязаны?..
— Я чиновник, губернский секретарь Петр Иванов сын Шляпкин…
— Нам очень приятно будет познакомиться с вами и благодарить вас у себя, если вы пожалуете завтра в квартиру негоцианта Гельдзака, в Большой Морской…
— Гельдзака? — воскликнул Петр Иванович. — Я бываю там, нельзя сказать чтобы в его доме, но в его конторе…
— Следовательно, вы с ним уже знакомы? Я жена его, а эта девица, Мария Гельдзак, дочь наша…
Петр Иванович, поклонясь, как мог учтивее, отвечал:
— Не смею сказать, что я знаком с таким важным лицом, как господин Гельдзак… Он, однако, знает меня… по делам… Я несколько раз «наводил справки» по делам.
— Тем приятнее будет ему благодарить вас за новую услугу, которую вы оказали нам…
— О помилуйте! Что это за важная услуга такая, это просто… — Петр Иванович едва не сказал «дрянь». Это выражение он считал очень сильным и благопристойным, потому что многократно слышал его произносимым на сцене, для эстетического наслаждения слушателей, и читал многие длинные критики в защиту необыкновенной благозвучности его в разговоре и литературном произведении; он, однако, по внезапному чувству не произнес этого слова и заключил свое возражение следующею фразою: — Всякий и получше меня за счастие сочтет возможность оказать вам какую бы то ни было услугу.
— Так ваше имя Петр Иванович Шляпкин? — снова спросила госпожа Гельдзак.
— Точно так-с. Я, знаете, хотел было называться Выжигиным, но рассудил, что лучше быть Шляпкиным. Так я и в канцелярии числюсь: Петр Иванов сын Шляпкин, из дворян Смоленской губернии, Рославльского уезда… Отец мой был в тамошних местах помещиком и капитан-исправником, да вышла оказия по причине луны…
Петр Иванович произнес эти слова скороговоркой, сам не понимая, что и для чего он говорит. Подвигнутый великодушием к защите этих дам, он потом растерялся, узнав, что они
— Что значит по причине луны?
— Ах да, — отвечал Петр Иванович, — это, знаете, такая история случилась… Луна вдруг стала между землей и солнцем, и вышло затмение, очень страшное затмение — четверть часа продолжалось. Это, впрочем, ничего — астрономы все вперед вычисляли и в календари внесли; но мужики деревенские встревожились: пришла, говорят, кончина света… и это ничего… да нашлись такие мужики, бедняки, которые, в ожидании кончины света, захотели побуянить хоть впотьмах, кинулись в чужие избы, стали грабить и жечь… Деревня загорелась, а тут и день опять наступил, и наехал мой батюшка, капитан-исправник… Он и принялся чинить расправу; очень строгую и справедливую расправу сделал, только ошибся немного: сгоряча произвел суд и экзекуцию не над грабителями, а над ограбленными… Батюшку отдали под суд, деревушку свою он растратил, но после его оправдали… В ту пору и я на свет родился… Ну-с, дело известное, когда человек не имеет своих душ, он должен заниматься чем-нибудь для собственной пользы… Вот по этой самой причине я и занялся службой и торговлей…
— Вы занимаетесь и торговлей? — спросила госпожа Гельдзак.