— Дак в лето от рождества Христова 1702-го.
— А барыня тогда твоя уже была?
— Дак, стало и была, — ответила Матрена. — Она меня маленькой на руках качала.
— Как так? — спросил лекарь.
— А как малышей качают, барин?
— Но ежели барыня твоя 1709 года рождения, а ты 1702-го, то никак качать она не могла тебя. Стало быть, барыне твоей больше лет, чем 24. Как же так, Матрена?
— Да я разве могу сие ведать, барин?
Де Генин посмотрел на Волкова и спросил по-немецки:
— Видал, Степан Андреевич? Вот тебе и Вода жизни. Должно больше лет жене твоей, чем она сказала.
— Да ты погоди, Карл Карлович. Путает все Матрена.
— Путает?
— Дак давно она при моей жене. И предана ей.
— Может потому и врёт?
— Да с чего врать ей? — спросил Волков.
— Дабы свою барыню выгородить. Не так глупа сия служанка, как желает показаться. Сие я заметил, Степан Андреевич.
— Погоди, Карл Карлович. Ты на мою жену намекаешь?
— Я ни на что не намекаю, Степан Андреевич. Но сходиться все. И легенды старые и портреты.
Волков задумался.
Де Генин обратился к служанке:
— Мартена, ты иди. Все, что надобно, мы узнали.