— Ну, а фамилію его вы знаете?
Тотъ отвѣчалъ слогомъ, приличествующимъ «славному аполлонисту», что онъ «благословенъ навѣки», если знаетъ его фамилію.
— Одно только могу сказать, прибавилъ Чекстеръ, проводя пальцами по волосамъ:- изъ-за него я цѣльныхъ 20 минутъ стою здѣсь на тротуарѣ. Я его ненавижу всей душой и, кажется, всю жизнь готовъ былъ бы подставлятъ ему ножку, если бы у меня было на это вревіи.
Пока они бесѣдовали, жилецъ Брасса — онъ, повидимому, не узналъ Дика Сунвеллера — опять вошелъ въ контору, а Китъ вернулся къ лошадкѣ. Дикъ и къ нему обратился съ разспросами, и также безуспѣшно.
— Хорошій баринъ, а больше я ничего о немъ не знаю, отвѣчалъ Китъ.
Чекстера взорвалъ этотъ отвѣтъ и онъ не утерпѣлъ, чтобы не сказать — такъ, между прочимъ, будто ни на кого лично не намекая, — что не мѣшало бы скрутить шею и свернуть носъ всѣмъ вообще снобамъ. Однако, собратъ его по ложѣ не поддержалъ его мнѣнія — онъ, очевидно, былъ занятъ: соображалъ что-то. Минуту спустя, Дикъ спросилъ Кита, въ какую сторону онъ ѣдетъ. Оказалось, что ихъ путь лежалъ въ одномъ направленіи, и Дикъ изъявилъ желаніе отправиться вмѣстѣ съ Китомъ, въ его экипажѣ. Тотъ съ удовольствіемъ отклонилъ бы отъ себя эту честь, но Дикъ уже сидѣлъ рядомъ съ нимъ, и ему оставалось только одно — попробовать насильно избавиться отъ него. Съ этою цѣлью онъ такъ дернулъ и погналъ лошадку, что Чекстеръ не успѣлъ проститься какъ слѣдуетъ съ гроссмейстеромъ и, вдобавокъ, пони отдавилъ ему мозоли. Понукаемая Дикомъ — тотъ въ продолженіе всего пути не переставалъ и свистѣть, и гикать, и кричать, — застоявшаяся лошадка помчалась во весь опоръ, еще чаще, чѣмъ обыкновенно, наѣзжая то на фонарный столбъ, то на повозку. Не разъ она выказывала желаніе забраться на тротуаръ и почесать бока о кирпичныя стѣны. Слѣдовательно, разговаривать не было никакой возможности. Но вотъ она влетѣла во дворъ, гдѣ Китъ ее всегда кормилъ, и помчалась прямо въ конюшню — кабріолетъ такъ и застрялъ въ дверяхъ; когда его оттуда вытащили и привели все въ порядокъ, Дикъ пригласилъ Кита распить съ нимъ бутылку пива послѣ такихъ трудовъ. Тотъ сначала отговаривался, но потомъ согласился и они отправились въ пивную.
— Выпьемъ за здоровье нашего пріятеля, какъ бишь его? молвилъ Дикъ, поднимая стаканъ со свѣжимъ пѣнистымъ пивомъ, — да тотъ, что еще съ тобой разговаривалъ сегодня. Я его знаю, онъ хорошій человѣкъ… только большой оригиналъ… вѣдь, какъ нарочно, забылъ его имя.
Китъ выпилъ.
— Онъ живетъ въ моемъ домѣ, т. е., собстаенно говоря, этотъ домъ принадлежитъ фирмѣ, въ которой я состою главнымъ компаніономъ. У него трудно что нибудь вывѣдать, но мы все-таки его любимъ. Мы его любимъ, повторилъ Дикъ.
— Мнѣ, сударь, пора уходить, сказалъ Китъ, вставая.
— Ну, чего ты спѣшишь, Христофоръ? выпьемъ-ка лучше за здоровье твоей матери, уговаривалъ его Дикъ.
— Очень вамъ благодаренъ, сударь.
— Твоя мать чудо какая женщина, Христофоръ! «Кто первый спѣшилъ меня поднять, когда я падалъ, и цѣловалъ меня въ больное мѣсто, когда я плакалъ?»
— Конечно, моя мать…
— Она была прелестная женщина… Я знаю, этотъ господинъ очень щедрый. Мы заставимъ его раскошелиться для твоей матери. Онъ съ ней знакомъ, Христофоръ?
Китъ отрицательно покачалъ головой, лукаво взглянувъ на своего собесѣдника, поблагодарилъ его за угощеніе и улепетнулъ прежде, чѣмъ тотъ успѣлъ вымолвить слово.
— Гм! Странное дѣло! Все, что имѣетъ соприкосновеніе съ домомъ Брасса, окружено какой-то таинственностью. Попробую-ка и я быть осторожнѣе. До сихъ поръ всякій могъ вывѣдатъ у меня все, что хотѣлъ. Теперь баста. Никому ни гугу о своихъ дѣлахъ. Странно, очень странно, разсуждалъ про себя Дикъ.
Углубившись въ свои размышленія, — скорчивъ при этомъ необычайно умную физіономію, — онъ просилѣлъ еще нѣкоторое время за бутылкой пива, потомъ подозвалъ къ себѣ мальчишку-полового, все время наблюдавшаго за нимъ у двери, и, выливъ остатокъ пива, въ видѣ жертвоприношенія, на песокъ, велѣлъ ему снести пустую бутылку и стаканы въ контору и кланяться отъ него хозяину. Вмѣсто того, чтобы дать мальчику на водку, онъ далъ ему совѣтъ: вести скромную жизнь и воздерживаться отъ всякихъ возбудительныхъ напитковъ. Свой совѣтъ, — какъ онъ самъ очень умно замѣтилъ, — онъ считалъ гораздо цѣннѣе какого нибудь полпенса. А затѣмъ пожизненный гроссмейстеръ «Славныхъ Аполлонистовъ» заложилъ руки въ карманы и удалился изъ пивной, все еще раздумывая о чемъ-то.
II
Не смотря на то, что Киту пришлось до вечера прождать м-ра Абеля въ городѣ, онъ не зашелъ къ матери. Онъ не хотѣлъ предвосхитить тѣ радости, не хотѣлъ, такъ сказать, дробить тѣ удовольствія, которыя предстояли всей семьѣ на слѣдующій день. А день приближался знаменательный. Наступалъ срокъ его трехмѣсячной службѣ у новаго хозяина: завтра онъ получитъ четвертное жалованье, т. е. четвертую частъ шести фунтовъ стерлинговъ, назначенныхъ ему въ годъ — шутка ли, сколько денегъ, цѣлыхъ 30 шиллинговъ! — и завтра же хозяинъ отпускаетъ его на весь вечеръ домой. Боже мой! сколько удовольствія имъ предстоитъ въ этотъ вечеръ: они побываютъ въ театрѣ и зайдутъ въ ресторанъ, чтобы показать Яшѣ, какъ ѣдятъ устрицъ.