— Да, но до чего же я устал, каким старым себя чувствую!
— Просто плохой день. Сегодня все жалуются на усталость.
— Ты так говоришь, потому что ты добрая. Чтобы успокоить меня. Не нужно. Иногда мне становится совершенно ясно, что я никогда не поправлюсь, и сегодня я понял это окончательно.
— Дорогой мой, нет.
Затем наступила тишина — полная, гнетущая.
Она тогда звонила снова и снова, но он не отвечал. «Потерял сознание», — подумала она и бросила трубку. В горячке она поймала кеб и помчалась к нему. Сиделка успокоила ее, объяснив, что он начал плакать и не хотел, чтобы она это слышала, а потом уснул.
Но она той ночью не сомкнула глаз. А что, если он прав, если и правда знает? В глубине души она боялась такого, хотя изо всех сил гнала эту мысль.
Она слушала и плакала, но продолжала крутить ручку. Она сидела там до тех пор, пока не прозвучали его последние слова, последнее, что он сказал по телефону в своей жизни.
Речь шла о развлечении. В самом конце он собрался с силами и был уверен, что поправится. Она должна была в одиннадцать часов следующего дня прийти в его комнату вместе с портнихой и выкройками, чтобы они вместе выбрали ей новое платье. Он настаивал на том, чтобы поучаствовать в выборе платья, которое она наденет, когда он впервые выйдет погулять.
— В одиннадцать, — сказал он. — Не забудь. Хотя ты же ничего не забываешь. Еще раз спокойной ночи, милая моя.
— Спокойной ночи.
Больше она не видела его живым. Он умер перед рассветом.
Она отложила машину и выглянула в окно. Солнце уже встало. Небо пылало, обещая прекрасный день. Совершенно измотанная, она легла спать; для чего ей было просыпаться? Что принесет пробуждение той, кто ничего не забывает?
IV
Каждый вечер она встречала, склонившись над машиной. Она хорошо выучила, что надо пропустить. Запись была прослушана столько раз, что она просто следила по часам, пока закончатся все остальные разговоры и снова зазвучит ее голос. Сократить это время не представлялось возможным: можно было или каждый раз слушать все разговоры, или прервать воспроизведение. Как могла она прервать его?
Она запирала дверь, занавешивала окно тяжелой шторой, садилась в дальний угол и начинала крутить ручку. Она знала, как быстро прокручивать других; себя же крутила медленно. Затем часы подавали сигнал и она начинала слушать.
— Это ты? Это ты? Хотя что это я, конечно ты. Как хорошо слышно!
— Да, это я, — и тихий смех.
— Как ты, дорогой?
— Вроде бы лучше.
ebooksa