Тэтэ

— Ты сам считал, — сказал лейтенант. Он нажал на курок нагана, но выстрела не последовало. Все, патронов больше нет.

Началась рукопашная схватка. А второй группы все еще не было. Если бы снайпер принял другое решение, их бы тут точно замочили.

Бойцы бросались на сидящих в колясках пулеметчиков, на водителей, даже на задних автоматчиков. Как им это удавалось, непонятно. Когда подоспела немногочисленная вторая группа, от первой осталось меньше половины. Немцы тоже озверели. Поливали из своих автоматов во все стороны. Уже не разбирали, где свои, где чужие. Лейтенант увидел Германа и отшатнулся. Одна рука у него болталась, как у клоуна на ниточке, в другой он держал немецкий штык.

— Семь человек завалил этим штыком, — сказал Герман. — А вы кровь с лица вытрете, — добавил он. — И клочки мяса у вас в волосах.

Лейтенант отшатнулся. Из груди Германа выпрыгнул, как черт из преисподней черный штык. Почему он был черный, непонятно. Кровь булькнула у основания штыка и брызнула в лицо Крылову. От неожиданности он споткнулся и упал. И вовремя, потому что немец, заколовший Германа сзади, выстрелил. Пуля бы точно снесла лейтенанту полчерепа. Но он упал, и пуля попала в кого-то сзади. Дотошный немец вынул штык, охнув печально, переводчик свалился. Немец в каске навис над Крыловым. Лейтенант нащупал что-то под левой рукой. Это был Вальтер. Кто-то выронил его в пылу схватки. Или был убит. Он схватил винтовку за ствол и направил пистолет в лоб немцу. Бах. Бах. Бах. Патроны в Вальтере еще были. Развалилась голова у противника пополам, или на три части, лейтенант не видел. Он встал на карачки и блевал, блевал и блевал. Грязь, вонь и ранение в голову отключили его сознание.

Третья группа смогла вооружиться и расстреляла оставшиеся экипажи. Человек десять немцев сдались в плен, но их убили. Они подняли руки, но ободранный, окровавленный снайпер только покосился в сторону двух автоматчиков. Он не остановил их.

— Мы сдаемся, — сказал один немец.

— Да, да, — сказал другой. — Мы сдаемся.

— Че он говорил-то? — спросил один автоматчик другого после расстрела.

— Спрашивал, когда обед, — ответил второй.

— А я думал, он сказал, что еще не завтракал, — ответил второй, и они рассмеялись. Потом начали шмонать еще теплого противника.

А что им еще делать? Своего-то ведь не осталось ничего. Да и не было его.

Немцев было перебито в этом бою более пятисот человек. Рота потеряла две трети своего личного состава. Они захватили очень приличные трофеи. Кроме мотоциклов, автоматов, пулеметов, биноклей, фотоаппаратов был шнапс и тушенка. А главное сигареты. Шоколад тоже был, но съели его сразу прямо в городе оставшиеся в живых бойцы. Ничто не могло их удержать от этого пожиранья шоколада. Организм, видимо, очень требовал. До невозможности.

А потом? А потом суп с котом. Всех оставшихся в живых отправили в штрафбат, а их командира разжаловали в рядовые.

Лейтенант действительно сорвал грандиозный план. Секретные ракетные установки немцев не были захвачены. После разгрома большой колонны мотоциклистов танки и ракетные установки повернули назад. Они не решились прорывать укрепления русских в этом месте. Они даже не стали заходить в город. Он перешел к русским. Как было написано в официальном отчете:

— Без боя. — Ушли немцы и все. Покинули по неизвестной причине.

— Мы хотели победить, — сказал лейтенант на первом допросе. — В окопах мы не продержались бы и часа. У нас ни патронов, ничего вообще…

— Это не твое дело, падла! — рявкнул особист. — Что надо, что не надо вам было иметь. Сказали стоять насмерть, ты и должен был там сдохнуть. А теперь люди из-за тебя погибнут. Он, видите ли, немцев остановил своей вшивой ротой. Победитель! А нам надо было, чтобы они прорвались!

— Че, мы их напугали так, что ли? — хватило ума спросить у лейтенанта.

— Я те, сука, порассуждаю, — майор схватился за кобуру, но вовремя вспомнил, что он здесь не один. Заседала целая комиссия.