Я повернул голову. Может она смеется? Нет, кажется, она была вполне серьезна.
Я не смогу без бумаги выбраться из этой истории. Можно только помечтать. Ничего не получалось. Можно ли на кресте что-нибудь придумать? Говорят, можно. Правда, церковь против размышлений на кресте.
К сожалению, пока я не научился мечтать на кресте, как Мартин Скорсезе.
Впрочем, надо попробовать.
Это был обычный дом на горе. Правда, в нем отремонтировали все, что можно. А пол сменили почти полностью. Толстые новые доски пахли свежеспиленным деревом. Терраску обложили кирпичом и установили там новую ванну. Когда я зашел, двое мужиков устанавливали над газовой горелкой трубу из оцинкованного железа.
— За сколько дом продается?
Они продолжали молча и весело работать.
— Двадцать, — наконец, сказал один. Он стоял на верху на лестнице.
— Можно посмотреть?
— Посмотрите. Пройдите туда.
Как раз появилась хозяйка. Она показала мне три большие комнаты.
— Кухня там большая. И подпол, посмотрите. Посмотрите, посмотрите: глубина в рост.
Потом она показала мне вишневый сад. А потом и яблоневый сад.
— Это все относится к дому?
— Да, да, здесь всего четырнадцать соток.
— Сколько вы хотите? — спросил я.
— Всего двадцать две тысячи, — ответила она.
Двадцать две, подумал я. А те мужики сказали двадцать.
— Я бы взял за семнадцать. — Мне неудобно было так занижать цену, но я все-таки сказал эту сумму.
— Здесь земли одной четырнадцать соток, — обиженно сказала женщина.