— Никогда ничего на ней не видел.
— Какие-нибудь родимые пятна, родинки?
Отвращение, отразившееся на его бледном лице, казалось, должно было испепелить меня.
— А может быть, бородавки? Или шрам?
Он онемел, но нашел в себе силы потрясти головой.
— Есть ли у вас ее фотография?
— Да, я вам покажу.
Он вскочил на ноги и, лавируя между предметами, загромождавшими комнату, исчез за прикрытой портьерой дверью. Минуту спустя он вернулся с большой фотографией в резной рамке из слоновой кости. Это была типичная художественная фотография — нерезкая, изобилующая тенями, — не слишком пригодная для идентификационных целей. Девушка действительно была прекрасна, но это ни о чем не свидетельствовало — ведь фотография была художественной.
— Это единственный снимок, который у вас есть?
— Да.
— Я буду вынужден одолжить его у вас. Верну сразу же как только сделаю с нее копию.
— Нет, нет! — запротестовал он, явно испуганный мыслью, что портрет дамы его сердца попадет в руки сыщиков. — Ужасно…
В конце концов снимок я заполучил, но вылилось мне это в большее количество слов, чем я привык тратить на пустяковые дела.
— Я хотел бы одолжить также какое-нибудь ее письмо, — сказал я.
— Зачем?
— Чтобы сфотографировать. Образцы почерка бывают очень полезными, например при проверке регистрационных книг в отелях. Люди даже под фальшивой фамилией время от времени делают какие-нибудь заметки.
Произошла еще одна битва, из которой я вышел с тремя конвертами и двумя ничего не значащими листками бумаги, на которых угловатым девичьим почерком было написано несколько строк.
— У нее было много денег? — спросил я уже после того, как с трудом добытые снимки и образцы почерка были у меня в кармане.
— Не знаю. Не спрашивал. Она не слишком ограничивала себя, но я не имею понятия ни о величине ее доходов, ни об их источнике. У нее был счет в Голден-Гейт- Трест-Компани, но много ли на нем денег, мне, разумеется, неизвестно.
— У нее было много друзей?