Статский советник Гольдбах прибыл из Кенигсберга, в дворянство возведен саксонским курфюрстом, человек честный и отечеству своему весьма преданный. Обладает достоинствами и познаниями, особенно в математике, но пребывает лицом партикулярным; употребляем канцелярией для писания писем латинских и французских в ответ на те, какие от дворов иностранных поступают. Употребляют его также для дешифровки донесений посланников иностранных, что, однако же, удается ему, лишь если зашифрованы они без надлежащего тщания. В тайны его вполне не посвящают.
Алексей Бестужев
У графа Бестужева проживают в доме трое секретарей Императрицы: Симолин, Иванов и Юберкампф. Последний совместно с почт директором Ашем все письма, в Петербург прибывающие и из Петербурга отбывающие, распечатывает. Подкупить его было бы полезно, но трудно сделать. Не будь секретарь так стар, можно было бы его в дело употребить с пользой, ценою пенсиона в две три сотни рублей…
Императрица Елисавета Петровна
Елисавета родилась в селе Коломенском 18 декабря 1709 года. День этот был днем торжественным: Петр въезжал в Москву, за ним везли шведских пленных. Государь намеревался тотчас праздновать полтавскую победу, но при вступлении в столицу его известили о рождении дочери. «Отложим празднество о победе и поспешим поздравить с восшествием в мир дочь мою, яко со счастливым предзнаменованием вожделенного мира», — сказал он. В Успенском соборе отслужено было благодарственное молебствие. Прослушавши его, царь отправился в село Коломенское, где находилось его семейство. Он нашел Екатерину и новорожденного младенца здоровыми и на радостях устроил пир. Коломенский дворец, хотя деревянный, был очень обширен и заключал в себе 270 покоев с тремя тысячами окон, было где собраться большому стечению гостей. К пиру приглашены были привезенные царем шведские пленники. Вне дворца угощали нижних чинов и народ; им выкатили несколько бочек с вином и поставили на столах закуски.
Будучи только восьми лет от роду, принцесса Елисавета уже обращала на себя общее внимание своей красотой. В октябре 1717 года царь Петр возвращался из путешествия за границей и въезжал в Москву. Обе царевны — Анна и Елисавета — встречали родителя, одетые в испанские наряды. Тогда французский посол заметил, что меньшая дочь государя казалась в этом наряде необыкновенно прекрасной.
Валентин Серов. Елизавета Петровна и Петр II на охоте
В следующем 1718 году введены были ассамблеи, и обе царевны являлись туда в платьях разных цветов, вышитых золотом и серебром, в головных уборах, блиставших бриллиантами. Уже тогда принцесса Елисавета обратила на себя внимание в танцах. В то время в ассамблеях в ходу были танцы: английский кадриль, менуэт и польские танцы. Елисавета, кроме легкости в движениях, отличалась находчивостью и изобретательностью, беспрестанно выдумывая новые фигуры. Наряду с нею славились в танцах ее сверстницы по летам, девочки — Головкина, княжны Черкасская, Кантемир и Долгорукая — будущая невеста Петра II. Но из них преимущество все отдавали Елисавете, так решали шведские офицеры, учившие танцевальному искусству; так говорил французский посланник Леви, заметивший, что Елисавета могла бы назваться совершенной красавицей, если бы у нее волосы не были рыжеваты. По обычаям того века танцы начинались в 3 часа пополудни и продолжались до ночи. В ассамблеях посетители не стеснялись присутствием дам и девиц. В тех же покоях, где танцевали, пожилые люди играли в карты и в шахматы, курили табак, пили вино, закусывали, шумели, а иногда и бранились между собою. В следующие за тем годы обе царевны являлись в публике на прогулках, зимою в санях, а летом — на Неве, в лодках, одетые в наряд сардинских корабельщиков — в канифасных кофтах, красных юбочках и небольших круглых шляпах. У обеих на спине были крылышки: так в обычае было одевать девочек до их совершеннолетия.
Воспитание цесаревны Елисаветы не могло быть особенно удачным, тем более, что мать ее была совершенно безграмотная. Но ее учили по-французски, и мать ей твердила, что есть важные причины на то, чтоб она лучше других предметов обучения знала французский язык. Рассказывают, что однажды, заставши дочь свою за чтением французских книг, Петр сказал: «Вы счастливы, дети, вас в молодых летах приучают к чтению полезных книг, а я в своей молодости лишен был и книг, и наставников». Царю Петру пришла мысль и засела в голове на многие годы отдать дочь Елисавету за французского короля. Мысль эта зародилась у него в 1717 году, когда он посещал Францию и видел малолетнего Людовика XV. Он тогда уже сообщал близким к себе людям предположение, как было бы кстати отдать за французского короля свою среднюю дочь. Первый раз русский царь через посредство князя Куракина заявил об этом французскому посланнику в Гааге, Шатонёву, но тогдашний регент королевства французского, руководимый своим первым министром Дюбоа, искал союза с Англией и опасался родственным союзом с Россией причинить неудовольствие английскому королю. В последующие за тем годы, когда шведский министр Герц хотел устроить примирение двух ожесточенных врагов — Петра I и Карла XII, с планами, клонившимися к ущербу Англии и Австрии, регент Франции еще более сблизился с английским королем и уклонился от союза с Россией. После Ништадтского мира, заключенного Россией со Швецией в 1721 году, Петр снова занялся мыслью отдать Елисавету за французского короля, но тут узнал, что Людовика XV собрались сочетать браком с испанской принцессой; тогда у Петра возникла мысль сочетать Елисавету с каким-нибудь другим лицом французского королевского дома, и сначала он предлагал посланнику французскому, Кампредону, отдать ее за герцога Шартрского, сына герцога Орлеанского, а по случившейся скоро кончине самого этого герцога, за герцога Бурбонского, Кондэ, который, по смерти регента, герцога Орлеанского, стал первым министром во Франции. В намерении навязать Елисавету французскому королю укрепляло Петра то, что испанская принцесса, намеченная в жены Людовику XV, была удалена в Испанию. Но Петр умер в январе 1725 года, и Елисавета, достигшая шестнадцатилетнего возраста, провожала прах родителя в могилу.
Мысль отдать Елисавету за французского короля преследовалась и преемницей Петра, Екатериной I, и Меншиков от имени своей государыни заявил об этом желании Кампредону. Он указывал на старинный пример родственной связи французских королей с русскими государями, когда король Генрих I сочетался браком с дочерью великого князя Ярослава Киевского; Меншиков представлял важные выгоды, какие получит Франция от союза с Россией, указывал, что, женивши короля на русской принцессе, можно будет дочь Станислава Лещинского отдать за герцога Бурбонского и, при содействии России, посадить его на польском престоле. Наконец, Меншиков обещал в силу союза с Францией военную помощь со стороны России во всяком деле, касающемся Франции. Кампредон, с своей стороны, посылал в своих депешах из Петербурга известия, клонившиеся в пользу союза с Россией. Но в предположении, что выдать Елисавету за Людовика XV не удастся, и король обратится в другую страну за невестой, Екатерина, между прочим, изъявляла заранее согласие отдать Елисавету за герцога Бурбонского и доставить ему польскую корону. Все эти предположения развеялись как по ветру. Герцог Бурбонский вежливо отклонил от себя родственные связи с Россией, а французский король вступил в брак с дочерью Станислава Лещинского, проживавшего изгнанником в Германии. Таким образом, прекратились попытки выдать Елисавету за французского короля или за какого-нибудь принца французской королевской крови. Пришлось искать для нее женихов в других странах.
В октябре 1726 года прибыл в Петербург принц Карл-Август, носивший титул епископа Любского, двоюродный брат герцога Голштинского, только что женившегося на старшей дочери Петра I, царевне Анне Петровне. Императрица Екатерина стала прочить этого приезжего принца в женихи своей второй дочери, Елисавете. Между тем Остерман составил смелый и, можно сказать, дикий план иначе устроить судьбу Петровой дочери. Он заявил членам Верховного тайного совета мысль сочетать принцессу Елисавету с племянником ее, Петром Алексеевичем. Но, сознавая, что такая мысль противна православной церкви, Остерман прибегнул к такому извороту: «Супружеское сие обязательство, предпринимаемое между близко сродными персонами, может касаться только до одних подданных, живущих под правительством, но не до высоких государей и самовластной державы, которая не обязана исполнять во всей строгости свои и предков своих законы, но оные по своему изволению и воле отменят свободную власть и силу имеют, особенно когда от того зависит благополучие столь многих миллионов людей». Государыня приказала узнать мнение Святейшего синода, может ли племянник вступить в брак с теткою? Синод отвечал, что это не может быть дозволено ни божескими, ни человеческими законами. Для успокоения совести думали было отнестись с таким вопросом ко вселенским патриархам, но тут Екатерина умерла. После ее смерти открыто было ее (сомнительное) завещание, в котором она, оставляя престол сыну казненного царевича Алексея, Петру, и назначая правителем государства во время его малолетства Меншикова, обеим дочерям, кроме приданого в триста тысяч рублей и единовременной выдачи по миллиону рублей, определила во все время их пребывания в России, выдавать им ежегодно на содержание по сто тысяч рублей, а Елисавета, по воле матери, должна была сочетаться браком с принцем епископом Любским.
Но епископ Любский умер в Петербурге в июне 1727 года, а в следующем году скончалась старшая дочь Петра I, герцогиня Голштинская Анна Петровна, и Елисавета Петровна осталась одна, без близких родных и руководителей. Ей было 18 лет. Двое знатных женихов искали руки ее — Мориц, принц Саксонский, и Фердинанд, герцог Курляндский, человек уже очень старый для такой женитьбы. Елисавета отказала им обоим.
Молодой Петр II некоторое время был дружески расположен к своей тетке, и Елисавета было совершенно овладела его сердцем. Английский посол Рондо писал, что Елисавета умела показать любовь ко всему, что нравилось царю. Таким образом, Петр пристрастился к псовой охоте, и Елисавета тоже интересовалась этого рода забавой. Но скоро князь Алексей Долгорукий и сын его, Иван, успели охолодить взаимную привязанность между теткой и племянником. Молодой камергер Бутурлин приобрел особенное расположение Елисаветы. Сначала Петр сам полюбил его и пожаловал ему орден святого Александра Невского и чин генерал-майора, но потом ему представили в дурном свете отношения Бутурлина к принцессе, и Петр возненавидел его. Он стал обращаться с Елисаветой холодно. Когда в сентябре 1728 года Елисавета праздновала свои именины, царь не прибыл к обеду, не дождался бала и уехал прочь. Тогда все заметили, что царь сердит, но Елисавета, казалось, не обращала на это внимания, весь вечер танцевала и была отменно весела. В следующем месяце того же года прусский посол, Вратиславский, предложил Елисавете брак с Карлом, маркграфом Бранденбургским. Петр отказал ему, не сносясь даже с теткой. Весною следующего 1729 года Петр покончил с Бутурлиным, отправивши последнего в Украину с полками.
Елисавета проживала в селе Покровском, теперь уже вошедшим в черту города Москвы, но по временам ездила в село Измайлово к царевне Екатерине Ивановне, которая там усердно занималась женским хозяйством: под ее наблюдением ткались холсты, вышивались церковные облачения. Что касается до Елисаветы, то ее любимым занятием было собирать сельских девушек, заставлять их петь песни, водить хороводы, и сама она принимала в них участие со своими придворными фрейлинами. Зимою она каталась по пруду на коньках и ездила в поле охотиться за зайцами. Она ездила часто также в Александровскую слободу и полюбила это место, известное в русской истории тем, что там Иван Васильевич Грозный совершал большую часть своих мучительств. Елисавета приказала там себе построить два деревянных дворца на каменном фундаменте, один зимний, другой летний; близ летнего у ворот была построена церковь во имя Захария и Елисаветы, где Елисавета Петровна часто слушала богослужение. Проживая в Александровской слободе, она занималась соколиной охотой и ездила в пригородное село Курганиху, где был большой лес; там производили ей в забаву травлю волков. О масленице собирались к ней слободские девушки кататься в салазках, связанных между собою ремнями; Елисавета заставляла их петь песни и угощала цареградскими стручками, орехами и маковою сбоиною. У некоторых жителей она воспринимала детей от святой купели, и были такие, что ей в угоду переменяли свои родовые прозвища. Елисавета развела там фруктовый сад, и то место, где был этот сад, теперь уже застроенное домами, до сих пор носит название Садовни. За пять верст кругом слободы царевна потешалась охотой на лосей и оленей, и долго глубокие старики вспоминали о ее житье-бытье в этом тихом приюте.
В эпоху воцарения на русском престоле Анны Ивановны, Елисавета Петровна, по словам иностранных источников, жила в совершенном отчуждении от современных политических дел. Но в ту самую ночь, когда умер Петр II, ей было искушение предъявить свои права на корону. Был у нее придворным врачом Лесток. Он был уроженец из Ганновера, вступил в русскую службу при Петре I и был им за что-то сослан в Казань, а при Екатери не I возвращен и определен к ее дочери Елисавете. Как врачу, по его специальности, ему был всегда открыт доступ к особе цесаревны. И вот в два часа ночи вошел он к ней в спальню, разбудил и советовал ехать в Москву, показаться там народу и заявить о своих правах на престол. Елисавета знать ничего не хотела; по-видимому, ее тогда не увлекало еще обаяние царствовать, а между тем у нее тогда уже была большая партия. Правда, знатные вельможи не слишком ее уважали, припоминали увлечения и, кроме того, считали ее незаконной дочерью, не имевшей права ни на какое наследие после того, кого почитала она своим родителем. Но многие гвардейские офицеры не смотрели на это, видели в ней плоть и кровь Петра Великого и толковали, как было бы кстати возвести Елисавету на престол, устранивши Анну Ивановну с ее курляндскими друзьями. Елисавета считалась русскою по душе и по сердцу, и все, которые ненавидели иноземщину и стояли за русский дух, находили в ней своего идола. Если б Елисавета послушалась этого голоса ее сторонников, то, конечно, Анне Ивановне не пришлось бы царствовать. Но цесаревна не сделала тогда ни малейшего шага в свою пользу, и Анна Ивановна воцарилась. Эта государыня не терпела Елисаветы. Елисавета это знала, и первые годы царствования Анны Ивановны продолжала удаляться от двора и проживала в своей подмосковной [резиденции]. Только по воле императрицы она должна была переселиться в Петербург, где у нее было два дворца — один летний загородный, близ Смольного; другой зимний, в середине города. Она должна была являться на балы и куртаги императрицы, и там блистала она, как необыкновенная красавица. Когда китайскому послу, первый раз прибывшему во дворец, сделали вопрос, кого он находит прелестнее всех женщин, он прямо указал на Елисавету. По описанию видевшей ее часто жены английского посланника, леди Рондо, у нее были превосходные каштановые волосы, выразительные голубые глаза, здоровые зубы, очаровательные уста. Говорили, правда, что ее воспитание отзывалось небрежением, но тем не менее она обладала наружными признаками хорошего воспитания; она превосходно говорила по-французски, знала также итальянский язык и немного по-немецки, изящно танцевала, всегда была весела, жива и занимательна в разговорах. Как в своем отрочестве, так и в зрелом возрасте, она при первом своем появлении поражала всех красотою, особенно когда одета была в цветной «робе» с накрахмаленным газовым чехлом, усеянным вышитыми серебром цветами. Ее роскошные волосы не обезображивались пудрой по тогдашней моде, а распускались по плечам локонами, перевитыми цветами. Когда императрица угощала у себя пленных французов, которые были привезены из Гданска, Елисавета Петровна очаровала их всех своей любезностью, непринужденной веселостью и знанием французского языка. Решительно неподражаема была цесаревна в русской пляске, когда, в веселые часы, забавлялась императрица со своими шутами и шутихами в отечественном пошибе. Императрица всегда обращалась с цесаревной вежливо и любезно, но от Елисаветы не укрывалось, что Анна Ивановна не терпит ее, как своего тайного врага. Приближенные Елисаветы, в особенности ее лейб-хирург Лесток, постоянно твердили о ее правах на престол, и хотя она уклонялась от всяких заявлений со своей стороны в этом роде, но ею невольно должна была усваиваться мысль, что Анна Ивановна царствует неправильно, и корону следовало бы возложить на голову дочери Петра I. Притом, обращение с нею императрицы Анны Ивановны стало отзываться высокомерием, так что Елисавета уже неохотно являлась во дворец ее, и когда хотела туда ехать, то прежде посылала справиться, пожелают ли принять ее. Когда у императрицыной племянницы, Анны Леопольдовны, родился сын, принц Иван Антонович, еще прежде своего рождения предназначенный быть наследником престола, с Елисаветой случилось событие, которое должно было утвердить ее в мысли, что русские люди ее любят более своего правительства. Елисавета, по обычаю, должна была сделать подарок родительнице. Она послала своих придворных в Гостиный двор купить вазу для этого подарка. Купцы, узнавши, что ваза покупается для цесаревны, не взяли денег и предложили ей от себя в подарок требуемую вазу. Елисавету считали руководительницей русской национальной партии и полагали на нее надежду возрождения Руси.
В последнее время царствования Анны Ивановны наступило для России сближение с Францией. Долгое время эти державы находились в неприязненных друг к другу отношениях. Но после того, как французский посланник в Турции, Вильнёв, принял на себя посредство заключения мира Турции с Австрией и Россией, императрица Анна Ивановна возобновила дипломатические сношения с Францией и отправила в Париж посланником князя Кантемира, а Франция назначила своим посланником в Петербург маркиза де ля Шетарди. Это был тип французского аристократа XVIII века, как бы самой природой созданный быть посланником в России. Врожденная французам любезность в обращении была в нем развита воспитанием и с детских лет салонами высших кругов; остроумный, щедрый до расточительности, всегда изящно одетый, напудренный, куда он только ни являлся, везде оставлял по себе самое приятное впечатление. Он особенно годился для тогдашнего высшего русского общества, которое легкомысленно увлекалось наружностью и способно было сразу принять ее за внутреннее содержание. Он был отправлен не столько официальным послом, сколько агентом и наблюдателем. Во Францию доходили слухи, что в России существует национальная партия, не довольная управлением Россией в руках немцев. Де ля Шетарди должен был узнать о ней в точности, сблизиться с ее главными вожаками и настраивать их к произведению переворота, который бы свергнул немецкое господство и установил другое, благоприятное для Франции. Де ля Шетарди в январе 1740 года в первый раз представился императрице Анне Ивановне, а затем цесаревне. При свидании с последней оба произвели друг на друга приятное впечатление. Французский посланник открыл у себя в отеле самое широкое гостеприимство. Но немцы, везде не любившие французов, как чуждую и по характеру противоположную им расу, старались внушить недоверие русским сановникам. Те, зная, что при царском дворе недолюбливают вообще французов, держали себя осторожно по отношению к де ля Шетарди, и немало труда и терпения стоило ловкому дипломату победить к себе такую недоверчивость. Он успел, однако, настолько, что в последние месяцы своего царствования уже сама Анна Ивановна лично склонялась на сторону Франции.
Иоганн Лесток
Но умерла Анна Ивановна, с которой в день смерти ее Елисавета прощалась как сестра. Наступило короткое время регентства Бирона. Регент назначил принцессе Елисавете на содержание по пятидесяти тысяч в год. Он часто к ней ездил и беседовал с нею. Однажды в присутствии других Бирон произнес, что, если принцесса Анна Леопольдовна сделает какую-нибудь попытку к перевороту правления, он вышлет ее вон из России вместе с мужем и сыном и пригласит Голштинского принца, внука Петра Великого. Толковали тогда, будто у Бирона в голове вертелась иная мысль — женить сына своего Петра на Елисавете и доставить ей престол.
ebooksa