Непреодолимо

— Хорошо.

— Все одеяла все еще там.

— Хорошо. Спасибо. Она улыбнулась мне, и моя грудь сжалась так сильно, что я едва мог дышать.

Иди, придурок. Возьми наволочку. Спустись вниз. Оставь ее одну, чтобы переодеться, и убирайся к черту в свою комнату, туда где тебе и место. Потом закрой дверь и даже не думай больше выходить.

Но я стоял и смотрел на нее еще десять секунд, по бокам мои руки сжались в кулаки. Я так чертовски сильно хотел поцеловать ее. Хотя бы раз, чтобы узнать, какими будут эти сладкие маленькие губы. Подержать ее в своих объятиях. Я задался вопросом, насколько это было бы неправильно, по шкале от одного до десяти. Семь? Восемь?

Я засунул руки в карманы.

Она оглянулась через плечо на ванную. — Думаю, мне нужно переодеться.

Я кивнул. — Хорошо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. Она вошла в ванную и закрыла дверь, а я опустился на пол со вздохом облегчения.

Черт. Я было близко.

Затем я побежал к бельевому шкафу, схватил запасную наволочку и спустился по лестнице по трое за раз. Я должен был выйти из гостиной к тому времени, когда она спустится.

Проблема была в том, что я не умею менять наволочки. Снять старую я могу прекрасно, а вот надеть новую — нет. Через три минуты я был взволнованым, потным и все еще пытался запихнуть эту толстую гребаную подушку в наволочку — почему, черт возьми, это было так трудно? Почему она лежала боком? Неужели чехол уменьшился в сушилке? Ругаясь, я включил лампу и попытался снова. Конечно, она спустилась на цыпочках по лестнице как раз вовремя, чтобы увидеть, как я борюсь с подушкой. Хихикая, она положила свою одежду на диван и потянулась к ней. — Что здесь происходит, она сопротивляется?

— Да. Я с радостью отдал ее, внутренне застонав при виде ее в моей майке. Она была ей велика — подол доходил почти до колен, — но это, наверное, было хорошо. Мне не нужно было видеть ее голые ноги.

— Вот. Она без труда надела наволочку.

Я покачал головой. — В чем секрет? И почему кажется, что только женщины знают его?

Она обняла подушку и хитро улыбнулась. — Я никогда не скажу.

Боже, она была милой. И сексуальной. И очень, очень близко. Шторы были закрыты, и горела только одна лампа, создавая в комнате интимную атмосферу. Под снегом дом был сонным и тихим, и мы были одни — что бы ни случилось, это будет нашим секретом. Мои мысли устремились в опасное место. Мое сердце делало что-то страшное в груди.

Ничего не может случиться, сказал я себе. Ничего.

Но вместо того, чтобы отступить от нее и лечь спать, как я должен был, я потянулся за подушкой, которую она держала, и бросил ее на диван.

Ее улыбка померкла.