Чарующий апрель

– Представьте: уедем на целый месяц от этой рутины… в рай!

«Нет, так говорить нельзя! – мысленно всполошилась миссис Арбутнот. – Викарий пришел бы в ужас». И все же слова новой знакомой ее глубоко тронули. Отдохнуть, сменить привычный образ жизни на что-то новое было бы действительно замечательно.

Благоразумие, однако, опять одержало верх, а годы общения с бедняками потребовали возражения с легким, сочувственным высокомерием наставницы:

– Но ведь рай не где-то там, в другом месте: он в душе, здесь и сейчас. Так, по крайней мере, говорят пасторы, – пояснила миссис Арбутнот негромким мягким голосом. – Вам наверняка известны связующие нити между родственными понятиями, не так ли? И…

– Да-да, конечно, – не дала ей продолжить миссис Уилкинс.

– Между родственными понятиями рая и дома, – все-таки договорила миссис Арбутнот, поскольку привыкла непременно завершать мысль и договаривать фразу до конца. – Рай пребывает в нашем доме.

– Его там нет, – возразила миссис Уилкинс, опять удивив собеседницу неожиданностью реакции.

Миссис Арбутнот на миг растерялась, а потом спокойно, но настойчиво возразила:

– Нет, он там: там, если мы того хотим, если сами его создаем.

– Я хочу и создаю, и все равно в моем доме рая нет, – упрямо стояла на своем миссис Уилкинс.

Миссис Арбутнот промолчала, потому что тоже порой сомневалась насчет рая и дома, лишь со все возрастающей тревогой глядя на миссис Уилкинс и все настойчивее ощущая потребность ее классифицировать. Если бы только удалось поместить собеседницу в правильную графу, то восстановилось бы ее собственное душевное равновесие, которое странным образом пошатнулось. Она уже много лет не отдыхала, и объявление вызвало к жизни опасные мечты, а возбуждение миссис Уилкинс оказалось столь заразительным, что, слушая ее пылкую, сбивчивую речь и глядя в сияющее лицо, миссис Арбутнот внезапно почувствовала себя так, будто только что очнулась от долгого тяжелого сна.

Несомненно, миссис Уилкинс производила весьма странное впечатление, но подобных ей и еще более неуравновешенных миссис Арбутнот встречала и раньше, а если точнее, то встречала постоянно, и они ничуть не влияли на ее собственную стабильность. Эта же особа заставила ее ощутить неуверенность, почувствовать себя вдали от основополагающих начал: Бога, мужа, дома и долга. Судя по всему, миссис Уилкинс не предполагала присутствия в замке супруга, так что однажды получить хотя бы немного счастья было бы не просто хорошо, а чудесно. Но нет, нельзя, ни в коем случае! Миссис Арбутнот тоже сумела скопить кое-какие деньги путем регулярных вложений небольших сумм в Почтовый сберегательный банк, но ей казалось абсурдом даже предположить, что можно их оттуда забрать и потратить таким вот образом. Разве может она совершить столь ужасный, греховный поступок? Разве способна полностью забыть о бедных, больных и несчастных? Сомнений нет: поездка в Италию принесла бы ни с чем не сравнимую радость, – но ведь в мире существует множество иных соблазнов, способных дать восхитительные впечатления, которые хотелось бы получить. Зачем же человеку дана сила воли, если не для того, чтобы устоять перед подобным искушением?

Четыре основы жизни оставались для миссис Арбутнот такими же незыблемыми, как стрелки компаса: Бог, муж, дом, долг. Много лет назад, после пережитого тяжкого горя, она нашла в них утешение и склонила голову, как перед сном склоняют голову на подушку. Пробудиться от простого, лишенного тревог состояния было страшно, поэтому она всерьез искала подходящую графу, куда можно было бы поместить миссис Уилкинс, тем самым успокоив и облегчив собственный ум. В результате последнего замечания, с тревогой глядя на собеседницу и чувствуя себя все более растерянной и сбитой с толку, миссис Арбутнот решила pro tempore[2], как говорил на собраниях викарий, поместить ее в графу «Нервы». Возможно, следовало бы сразу отправить ее в категорию «Склонность к истерике», которая нередко предваряла категорию «Психоз», однако миссис Арбутнот научилась не спешить с окончательными выводами, поскольку уже не раз с горечью признавала собственные ошибки, понимала, как трудно изменить классификацию, и мучилась в ужасном раскаянии.

Да. «Нервы». Возможно, бедняжка настолько зациклена на самой себе, подумала миссис Арбутнот, не имеет возможности отвлечься, что готова подчиниться порыву, безотчетному импульсу. Несомненно, категория «Нервы» страдалице в данном случае полностью подходит или, если никто не поможет, в скором времени подойдет. Несчастная девочка, пожалела миссис Арбутнот новую знакомую, ощущая, как вместе с сочувствием возвращается душевное равновесие. Взору миссис Уилкинс открывались лишь худенькие плечи, маленькое, страждущее, застенчивое личико и глаза, выражавшие детскую тоску по тому, что должно было принести счастье. Нет. Столь мимолетные радости не способны сделать человека счастливым. За долгие годы жизни с Фредериком – она вышла замуж в двадцать лет, а скоро ей исполнится тридцать три – миссис Арбутнот поняла, где можно обрести истинную радость. Теперь она точно знала, что радость заключается в ежедневной и ежечасной жизни ради других. Радость можно найти только у ног Господа. Разве она не приходила к нему со своими разочарованиями и бедами и не получала утешения? Фредерик оказался одним из тех мужей, чьи жены рано склоняются к ногам Господа. От исходной точки к цели вел короткий, хотя тернистый и болезненный, путь. Впрочем, это сейчас путь казался коротким, а на самом деле это была тяжелая борьба на протяжении всего первого года брака, причем каждый дюйм давался с огромным трудом, пропитывался кровью сердца. Но сейчас все страдания уже остались в прошлом. Из страстно любимого жениха, из обожаемого молодого мужа Фредерик превратился во второй после Бога пункт в перечне обязательств и кротости. Да, там он, добела обескровленный ее молитвами, занимал второе по важности место. Долгие годы миссис Арбутнот находила счастье, лишь забывая о счастье, и мечтала, чтобы так продолжалось впредь, поэтому старалась исключить из жизни все, что могло напомнить о прекрасном, пробудить тоску, вызвать человеческие желания…

– Очень хочу с вами подружиться, – призналась она искренне. – Может, как-нибудь навестите меня или позволите нанести визит вам? Буду всегда рада, если вам захочется поговорить по душам. Сейчас дам свой адрес.

Миссис Арбутнот достала из сумки визитную карточку и протянула собеседнице, но та даже внимания не обратила на клочок глянцевого картона, а проговорила, будто не слышала ни слова из сказанного:

– Ясно вижу нас обеих в средневековом замке в апреле.

Миссис Арбутнот остро ощутила неловкость, но, стараясь сохранить душевное равновесие под мечтательным взглядом сияющих серых глаз, спросила:

– Правда? И как это возможно?

– А разве вы никогда не представляете событие прежде, чем оно действительно произойдет? – спросила миссис Уилкинс.