— Я видел, как вы рассматривали пароход, — сказал человек. — Поэтому я подумал…
Я окинул его равнодушным взглядом. Он не был похож на полицейского. Однако последний жандарм, который сцапал меня в Бордо, выглядел так жалостно, что походил скорее на Лазаря, пробывшего три дня в могиле. Он оказался самым безжалостным и арестовал меня, хотя знал, что немецкие войска через день будут в Бордо. И я бы погиб, если бы директор тюрьмы не смилостивился и не выпустил меня спустя два часа.
— Хотите в Нью-Йорк? — спросил человек.
Я не ответил. Мне оставалось еще двадцать метров, чтобы сбить его и убежать, если понадобится.
— Вот два билета на корабль, — сказал человек и сунул руку в карман.
При слабом свете я не мог разглядеть протянутые им бумаги. Впрочем, теперь мы уже довольно далеко отошли от набережной, и можно было рискнуть. Я остановился.
— Что все это значит? — спросил я по-португальски. Я знал несколько слов.
— Вы можете их взять себе, — ответил он. — Даром. Мне они не нужны.
— Вам они не нужны? Почему?
— Мне они больше не нужны.
Я уставился на человека, не понимая его. Он и в самом деле не был похож на полицейского. Чтобы арестовать меня, вряд ли требовались такие нелепые трюки. Но если билеты настоящие, почему он их предлагает мне? Хочет продать? Меня затрясло.
— Я не могу их купить, — сказал я наконец по-немецки. — Они стоят целое состояние. В Лиссабоне есть богатые эмигранты. Они заплатят вам сколько захотите. У меня нет денег, вы ошиблись.
— Я не хочу их продавать, — сказал человек.
Я опять взглянул на билеты:
— Они настоящие?
Вместо ответа незнакомец протянул их мне. Я взял и почувствовал, как они захрустели в пальцах. Да, настоящие. Они означали спасение. Без них была гибель. Но ведь я не смогу воспользоваться ими. У нас нет американской визы. Правда, завтра утром можно еще попытаться получить ее или, в крайнем случае, продать билеты и на выручку жить еще целых полгода.
— Я вас не понимаю, — сказал я.
— Вы можете их забрать, — ответил он. — Даром. Завтра утром я уезжаю из Лиссабона. Но ставлю одно условие.
У меня опустились руки. Конечно. Я же знал, что все это не так просто.
— Какое? — спросил я.