Этот тип за стойкой перестал гримасничать.
— Нам, кажется, придется закрыть вашу лавочку, — сказал унтер-офицер.
Элен с великим удовольствием перевела это, прибавив еще несколько раз по-французски «скот» и «иностранное дерьмо». Последнее мне особенно понравилось. Обозвать француза в его собственной стране дерьмовым иностранцем! Весь смак этих выражений мог оценить, конечно, лишь тот, кому приходилось это слышать самому.
— Анри! — пролаял хозяин. — Где ты оставлял вещи? Я ничего не знаю, — заявил он унтер-офицеру. — Виноват этот парень.
— Он лжет, — перевела Элен. — Он все спихивает теперь на эту обезьяну. Подайте-ка вещи, — сказала она хозяину. — Немедленно! Или мы позовем гестапо!
Хозяин пнул Анри. Тот уполз.
— Простите, пожалуйста, — сказал хозяин унтер-офицеру. — Явное недоразумение. Разрешите стаканчик?
— Коньяка, — сказала Элен. — Самого лучшего.
Хозяин наполнил стакан. Элен злобно взглянула на него. Он тут же подал еще два стакана.
— Вы храбрая женщина, — заметил унтер-офицер.
— Немецкая женщина не боится ничего, — выдала Элен еще одно нацистское изречение и отложила в сторону горлышко бутылки «Перно».
— Какая у вас машина? — спросил меня унтер-офицер.
Я твердо взглянул в его серые бараньи глаза:
— Конечно, мерседес, машина, которую любит фюрер!
Он кивнул:
— А здесь довольно хорошо, правда? Конечно, не так, как дома, но все же неплохо. Как вы думаете?
— Да, да, неплохо! Хотя, ясно, не так, как дома.
Мы выпили. Коньяк был великолепный. Анри вернулся с нашими вещами и положил их на стул. Я проверил рюкзак. Все было на месте.
— Порядок, — сказал я унтер-офицеру.
— Виноват только он, — заявил хозяин. — Ты уволен, Анри! Убирайся вон!