— Известно. И потому мне еще меньше доверяют, опасаются двойной игры. Тот, кто совершал такие дерзкие поступки, мог обладать удивительного рода связями. Такова логика официальных учреждений. Я не удивлюсь, если меня посадят за решетку. Наша эпоха — эпоха кривых зеркал, где все выглядит нелепым. — Кан засмеялся. — К сожалению, это интересно только писателям, но не нам, простым смертным.
— Вы действительно собрали подписи эмигрантов против Гирша?
— Конечно, нет. Поэтому я и запросил всего тысячу долларов, а не всю сумму. Пускай Гирш считает, что он еще легко отделался.
— По-вашему, он считает, что совершил выгодный бизнес?
— Да, бедный мой Росс, — сказал Кан сочувственно, — так устроен мир.
— Мне хочется поехать в какое-нибудь тихое местечко, — сказал я Наташе. — За город или к озеру, где не будешь обливаться потом.
— У меня нет машины. Позвонить Фрезеру?
— Ни в коем случае.
— Совсем не обязательно брать его с собой. Мы просто одолжим у него машину.
— Все равно не надо. Лучше поедем в метро или на автобусе.
— Куда?
— Вот именно, куда? В этом городе летом, по-моему, вдвое больше жителей, чем обычно.
— И повсюду — жара невыносимая. Бедный мой Росс!
С досады я обернулся. Сегодня меня уже второй раз назвали «бедным Россом».
— Нельзя ли поехать в «Клойстерс», где выставлены ковры с единорогами? Я их никогда в жизни не видел. А ты?
— И я не видела. Но музеи по вечерам закрыты. Для эмигрантов тоже.
— Иногда мне все же надоедает быть эмигрантом, — сказал я, еще более раздосадованный. — Сегодня я, к примеру, весь день был эмигрантом. Сперва с Силверсом, потом с Каном. Как ты относишься к тому, чтобы побыть просто людьми?
— Когда человеку не надо заботиться ни о своем пропитании, ни о крове, он перестает быть просто человеком, дорогой мой Руссо и Торо. Даже любовь ведет к катастрофам.
— В том случае, если ее воспринимают иначе, чем мы.
— А как мы ее воспринимаем?