— За то, что свет пролил на наши отношения.
— Это ж не я. А наливочка. Ты все еще в ее волшебные свойства не веришь?
— Надоело мне ваше волшебство. Надо жить в реальном мире.
— Вот это верно.
— А как ты вообще здесь оказался?
— Не могу оставить тебя, Кларочка. Прости.
— За Ксению не прощу, — Клара переминалась в лице и отвернулась в сторону.
Василий на дороге лихачил, но вел машину мастерски.
— Не знала, что ты так водишь, — отметила Клара.
— Покатайся на УАЗике по деревенским ухабам, и ты наловчишься.
— У тебя УАЗик, а почему ты ко мне на электричке приехал?
— Нет, УАЗик рабочий был. А дома сейчас Нива стоит. Я движок перебирать начал. Как узнал про твое несчастье, так и выскочил сразу к тебе. Она дома меня ждет, родимая. И Шарик заскучал, друг мой верный. С делом закончим, поеду в родные пенаты, хозяйство в порядок приводить.
Клара пожала плечами. Сожаление закралось в душу. Не думала она о том, что у Василия своя жизнь имеется. Почему-то казалось, что весь мир вертится вокруг нее. Всех притягивают ее деньги, ее заботы.
Не прошло и сорока минут, как они въезжали в Голозерск. Пригородная зона была покрыта заводами, отчаянно пыхтевшими своими трубами и коптившими небо над городом. По наводке Кузьмы на въезде они свернули направо, проехали промзону, трикотажную фабрику. И вот здесь-то должны быть бараки. Но на их месте стояли кварталы девятиэтажек с голыми еще не обжитыми дворами.
Василий остановил машину, они с Кларой вышли осмотреться. К ним навстречу шла женщина средних лет.
— Добрый день! — обратилась к ней Клара.
— Добрый! — ответила женщина.
— Не подскажете, здесь стояли довоенные бараки?
— Руины одни от них оставались. Благо снесли их и квартал отстроили.
— До войны в них жил мой предок. Он был художником известным в городе. Вы не знаете, может, при сносе какие-то вещи были найдены?