Холод и тьма Порубежья,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Угу, – односложным восклицанием подтвердил здоровяк и кивнул, в очередной раз передавая ложку товарищу. – Он ещё всех врачует рунными вязями, окромя того, снабдил харчами весь эшелон, – добавил он, прожевав. – Шишкой станет вскорости, не иначе!

– Вот что, – Сивый выглянул из ящика и посмотрел по сторонам, удостоверяясь в отсутствии соглядатаев. – Барии, ты это… э-ээ, попробуй к нему ближе быть, авось и пособит чем старый знакомец.

– Я постараюся, – обрадовался здоровяк, получив хоть какое-то задание.

Он давно скучал по поручениям от своего неказистого старшего напарника, посему принял наказ Сивого с энтузиазмом.

– Только не налегай на господина, – предупредил Сивый. – Я-то тебя знаю, – пожурил он товарища, похлопав по могучей спине. – Давай, доедай, я же видел, что ты маловато кашки употребляешь, – мелкий жулик отодвинулся от котелка и тщательно облизал ложку, прежде чем вернуть её. – Хлеб токма оставь и давай, назад вертайся.

Сивый указал назад в голову эшелона и улёгся, а Барри закрыл дверку и зашагал к своему вагону, думая о том, как же ему стать ближе к молодому господину. Ну, и прикинул, а чем же он сможет им помочь? Но привычка верить Сивому осталась у Барри, и он дал себе слово приняться за дело по сближению, не имея понятия как это сделать, не налегая на парня. Он даже подумал о том, а может у парня создастся необходимость, чтобы здоровяк приналёг на кого-нибудь другого? Х-м?

Глава 1. Наш паровоз вперёд летит! Ну… Или тягла быстро катится…

Напряжённость прошедших дней лечения пострадавших сказалась на мне сонливостью. Я поставил статуэтку на полочку, поковырял ложкой немудрёную пищу и вырубился. А когда очнулся, то констатировал начало утра.

Подниматься сразу после пробуждения я не захотел и задумался, валяясь на лежаке и вслушиваясь в окружение под мерное покачивание вагона.

Я прекрасно осознаю, что мои скромные победы в пути мало что будут значить по прибытию на место службы. Ведь все люди, попавшие в агрессивную среду, будут стараться бросить все силы на своё собственное обустройство. Или на выживание в новых и враждебных условиях. И, возможно, что они предпочтут отрешиться друг от друга.

Но кое-какой авторитет я смогу заработать. Наверное.

Так я и валяюсь, погрузившись в размышления и заложив руки за голову. Но природа берёт своё и мне приспичило по маленькому. Придётся вставать и что-то решать с этакой напастью, доставляющей неудобство в коллективе с перевесом численности в пользу девушек.

Я сладко потянулся и бросил взгляд на полочку, куда поставил идола зелёной фурии. Правда, сейчас она без качелек и лавочек, зато вокруг горят несколько свечек и разложены какие-то подношения…

Н-да! Ничего не пойму! Девчата что, замутили алтарь сразу вместе с жертвенником? Вполне такое возможно, раз личный состав принял мой бессознательный бред за откровение, или за мольбу зелёному божеству.

А что я от них хотел? Ведь помогли же мои первые потуги в лечении ранений Рунными Вязями, перенятыми у Магистров Жизни Владлена и Софьи Павловны! Правда, я переделал их на свой манер, но это уже детали.

Тут я увидел Чукчу и обратил на него своё пристальное внимание.

Пройдоха уставился на крошки у подножия статуэтки и, наверное, решал какую-то дилемму. Причём, вид у таракашки серьёзный, голову он склонил и подпёр лапой-рукой, а усы подрагивают, отражая бурный поток мыслей, вихрем проносящихся в его буйной головушке.

– Рыжий, а Рыжий? – я тихонько отвлёк его, чтобы не разбудить остальных спящих в вагоне. – Чего под ноги зелёного идола пялишься? Да ещё и на философа смахиваешь, или на математика!

Таракашка повернулся ко мне и одарил таким взглядом, что мне его даже жалко стало. Показалось, что усатому не хватает последней капли, чтобы реально разрыдаться.

– Ф-ть… – он шмыгнул и промокнул несуществующую слезу краешком шарфика, сделанным из оторванной полоски платка.