Диагноз доктора Холмса

22
18
20
22
24
26
28
30

Его правильная приветственная речь была забыта, дружелюбно-нейтральное выражение лица, которое он так долго репетировал перед зеркалом, — тоже. Он боялся за нее, она была важна для него, и он не мог это скрыть.

— Аня, что с тобой случилось? — с трудом произнес он.

— Это не со мной, это с ведром бутафорской крови, — тяжело вздохнула она. — Я его хотела переставить, а там крышка оказалась бракованная, и — пабам! — кровавый душ.

Облегчение, которое он почувствовал в этот момент, легко могло сравниться с недавним страхом. В этом чувствовалась горькая ирония: новость о том, что его жена беременна, не радовала его так, как сегодняшнее открытие. Он не удержался, подался вперед и обнял ее, ему нужно было почувствовать, что она действительно настоящая.

Плакало его стремление общаться с ней исключительно с профессиональной вежливостью.

— Дурик ты, — прошептала Анна ему на ухо. — Сейчас ведь сам в этой пакости будешь!

— Плевать. Она хоть отстирывается?

— Без проблем. Тут обидно не то, что бардак, а то, что это еще последнее ведро бутафорской крови. А все потому, что понабирали на работу криворуких где-то!

Он не стал даже спрашивать, зачем ей бутафорская кровь, да еще и в таком количестве. Подобные вещи нужно было просто принимать как логичную часть жизни Анны Солари. Потому что если уж пускаться в расспросы, спрашивать придется обо всем, начиная с этого бункера.

Леон отстранился от нее, несколько смущенный собственной откровенностью. Впрочем, он ни о чем не жалел: это неожиданное приветствие спасало его от будущего лицемерия. Он показал, что она важна? Пусть будет так, раз уж это правда.

Анна восприняла его симпатию спокойно, будто иначе и быть не могло, она не собиралась ни кокетничать с ним, ни упрекать его. Здесь, рядом с ней, ему казалось, что они не расставались на несколько месяцев, а его решения не видеть ее никогда и вовсе не было.

Да, ему нужно было держаться за свою правильную жизнь. Но сейчас ведь идет расследование, а это важнее всего, и можно сделать исключение… можно делать любые исключения.

Волнение улеглось, но боль в груди не утихала. Леону пришлось достать ингалятор и сделать несколько глубоких вдохов. От этого стало легче, и все же ему было неприятно, что Анна это видела.

Однако она ничего не сказала. Она бросила раздраженный взгляд на лужу крови и поморщилась:

— Ай, потом уберу. Кофе будешь? Тебе его хоть можно? Или лучше чай?

— Если слушать все запреты врачей, то мне и жить нельзя. Лучше чай.

— Ладно, подожди меня там. — Анна кивнула на комнату, в которую вела арка. — Сейчас все принесу.

Эту комнату можно было воспринимать как продолжение кабинета. Но если зал, теперь залитый кровью, был оформлен в темных тонах, то здесь все было наполнено светом. На стенах были закреплены тонкие металлические панели, на которых магниты удерживали фотографии, присланные Леоном. Что ж, она восприняла это дело всерьез, хотя с Анной иначе и быть не могло.

Когда она вернулась с двумя чашками, он как раз изучал снимки с места убийства Артура Селиванова.

— Думаю, это не совсем нормально, — признал он.